Фридрих Барбаросса

В начале этого обобщающего обзора связей Фридриха Барбароссы с современными ему зарубежными государствами необходимо поставить вопрос об общераспространенных тогда представлениях по поводу отношений с иными государственными образованиями, а в конечном счете — о проблеме мнимого или действительного «штауфеновского мирового господства», столь сильно дебатируемой исследователями. При этом историография, если обобщить ряд интересных ссылок, отказалась от мнения о фактическом притязании Штауфена на реальное мировое господство. Напротив, она увидела в засвидетельствованном документами понятии императорской auctoritas указание на вышестоящее положение Империи над другими державами в смысле, отличном от политической гегемонии

^[647]. Лишь недавно обратили внимание на то, что мысль о мировом господстве, которую можно обнаружить у императора и у папы, была гораздо менее связана с реальной политической структурой Запада, чем с христианской общностью, respublica Christiana ^[648]

. Фактически именно применительно к Барбароссе может быть доказан церковно-религиозный компонент этой идеи, особенно в отношении к церкви, к самому папству. Достаточно вспомнить, как Штауфен поздней осенью 1159 года в полном осознании своего верховенства обратился ко всему западному христианству, включая обоих кандидатов на папский престол, с тем чтобы прояснить церковный вопрос на созванном им соборе в Павии. Это чрезмерное преувеличение штауфеновских властных притязаний, к тому же никогда не связывавшихся с объективными условиями разрешения церковной схизмы, должно было уже тогда, и скоро, вызвать к жизни его критиков. Иоанн Солсберийский по поводу церковного собрания в Павии в феврале 1160 года, когда Штауфен встал на сторону Виктора IV, произнес знаменитые слова: «Кто назначил немцев судьями над народами?» Тем самым отвергались чрезмерные притязания имперских властей на то, чтобы решить церковный вопрос практически своей собственной волей и так, чтобы это имело законную силу для всего Запада^[649].

Если в результате становится ясным, насколько понимание мирового господства концентрировалось в особенности на церковно-политической проблеме и преимущественно там проявлялось^[650], то ясно также и обратное: политико-государственные связи Империи с соседними королевствами по большей части должны рассматриваться в том аспекте, что Барбаросса проводил здесь скорее глубоко эшелонированную политику союзов. Отношения с другими государствами — постольку, поскольку не имелось более давних зависимостей и ленно-правовых союзов (как с королевством Дания) — формировались вполне на основе паритетности. Не может быть и речи о том, что Штауфен действовал как «владыка мира».

Мир раннештауфеновской эпохи в основном образовывался следующими властными блоками: Византийской империей на Востоке, на восточной границе Империи — королевством Венгрия, в Средиземноморском регионе — норманнской сицилийской державой, но также и государственными образованиями на Иберийском полуострове, на западе — королевствами Францией и Англией и на севере — Датским королевством, находящимся в ленной зависимости от Империи. Очень похожий вид приобрели отношения с Польшей, в которых также имел силу принцип сюзеренитета Империи.

При рассмотрении отношений с Восточной Римской империей в то же время должны совокупно приниматься во внимание и отношения с Венгерским и Сицилийским королевствами, неразрывно с ними переплетенные, а также отдельные отсылки к связям с Венецией. Византийская государственность^[651] при династии Комнинов с конца XI века вновь вступила на путь длительной консолидации: отчетливый подъем был несомненен. Впоследствии событием, решающим также и для Византии, стала королевская коронация норманна Рожера II Сицилийского. Тем самым, что немаловажно, на бывших византийских землях возникло государство, которому на целые десятилетия суждено было стать постоянной темой политики Комнинов. В 1135 году император Иоанн предложил западному императору, Лотарю III, сообща выступить против норманнов. Следствием заключенного тогда союза были повторявшиеся вплоть до 1170-х годов попытки Восточного Рима утвердиться в Италии, направленные не только против норманнов и предпринимавшиеся не только в пределах собственно их области. При развитии этих ранних контактов инициатива определенно исходила от басилевса, который в 1139 году сумел склонить Штауфена Конрада III^[652] к продлению союзного соглашения. Правда, в результате ухудшились первоначально превосходные отношения Конрада с державой арабов. Если еще в 1139 году был согласован брак сына Штауфена, Генриха (VI), с дочерью короля Белы II, Софией, то в последующие годы Штауфен поддерживал продвигаемого Византией претендента на венгерский трон Бориса против сына Белы II, Гезы II (начиная с 1141 года).