Фридрих Барбаросса

Барбаросса не мог отступить от своей однажды выбранной политической линии в схизме, напротив, создается впечатление, будто неудача встречи заставила его — по крайней мере на время — еще яснее определить свою позицию. Правда, решающее значение получило при этом также и влияние авторитетного советника императора, Райнальда фон Дасселя, чрезмерно склонного к радикальным действиям. Если Райнальд отстаивал тогда ту точку зрения, что назначение папы как епископа Рима должен был производить исключительно imperator Romanorum

, становилось ясно, что на компромиссы и переговоры надеяться не приходилось. Тот же Иоанн Солсберийский, чье восклицание из письма по поводу синода в Павии мы уже цитировали («Кто назначил немцев судьями над народами?»), показывает нам в одном из следующих посланий, что сам Фридрих должен был воспринять срыв встречи на Соне как особенно тяжелый удар. Император сам вынужден был сказать, что с этих дней в конце лета 1162 года успехи его пошли на убыль и и удача, fortuna, которая до сих пор возносила его, начала ему изменять^[692]

.

Сначала, впрочем, ничего не предвещало этого разочарования. Тяжесть удара Штауфену дано было осознать лишь постепенно. В последующем отношения с Францией оставались очень напряженными. Стремление императора к укреплению позиций Империи подчеркивало эту конфронтацию с западным соседом. Впрочем, растущая поддержка Александру со стороны бургундского клира не могла нанести особого ущерба императору. Сторонники Александра имели успех особенно на границе по реке Роне, например в Лионе, в то же время последователи Виктора в Восточной Франции, такие как аббат Гуго Клюнийский, не сумели удержать своих позиций и вынуждены были удалиться в немецкое изгнание. Свои мероприятия против Франции Барбаросса часто вынужден был ограничивать простыми угрозами. Однако, несмотря на антагонизм с Людовиком VII, в это время все же не реализовался предложенный тому василевсом план широкой антиштауфеновской коалиции с участием Византии, Сицилии, Франции и Александра III^[693]

.

Решающее изменение политической ситуации произошло в 1165 году, когда Штауфен сумел вовлечь в схизму на своей стороне постоянного противника Капетингов, Генриха II Английского. Правда, начиная с 1159–1160 годов Генрих стоял на стороне Александра III, хотя и представлял собой скорее половинчатого союзника. Однако с началом своего конфликта с архиепископом Кентерберийским, а в прошлом его собственным канцлером, Томасом Бекетом, он вступил во все более усиливающееся противоречие с папой. Так что весной 1165 года миссия к английскому двору в Руане под руководством Райнальда фон Дасселя сумела скрепить договором в принципе существовавшие уже с 1157 года и проявлявшиеся еще в 1161 году хорошие отношения, которым была придана форма двойной матримониальной связи. Была достигнута договоренность о бракосочетании единственного тогда сына императорской четы Фридриха, родившегося в Павии в июле 1164 года, и снова свободного после развода с Клеменцией фон Церинген вельфского герцога Генриха Льва с дочерьми Плантагенета, Элеонорой и Матильдой^[694]

. Если для короля представляла интерес прежде всего поддержка в борьбе с Францией и строптивым архиепископом Кентерберийским, то императору союз дал основание провозгласить так называемую «Вюрцбургскую клятву», посредством которой во время Вюрцбургского рейхстага на Троицу 1165 года должна была еще раз подтвердиться единодушная позиция всей Империи в отношении схизмы. Впрочем, требование принести эту клятву выявило тогда в рядах имперских князей линию разлома, которая, отразив церковную борьбу, прошла и по германской области Империи. Кульминацией этой политики, без сомнения, была канонизация Карла Великого в Ахене в декабре 1165 года, причем, следуя английским и французским образцам, именно государь был причислен к лику, так сказать, державных святых, на которых в собственных интересах претендовала также традиция Французского королевства^[695].