Фридрих Барбаросса

Подлинный ренессанс этим легендам суждено было пережить в XIX столетии. Сочиненное в 1817 году под впечатлением освободительной войны против императора Наполеона стихотворение Фридриха Рюккерта «Барбаросса» придало кругу сказаний о Киффхойзере литературную форму: «Имперское величье / Хранит он под скалой / И с ним в своем обличье / Вновь в час вернется свой»^[721]

. Растущее национальное чувство и патриотизм были определяющими факторами для этого обращения к погруженному в прошлое императорскому величию. В этих духовноисторических феноменах обнаруживаются разносторонние корни дальнейшего развития сюжета в том же столетии.

Многое ведет отсюда и к основанию империи 1871 года. Вильгельминовской Пруссии суждено было к концу XIX века развить государственную идеологию, весьма существенно ориентированную на штауфеновское императорское величие эпохи высокого Средневековья. В 1896 году было завершено сооружение Национального монумента на Киффхойзере, но также и возведенной перед восстановленным Госларским пфальцем конной статуи Вильгельма I, которую Феликс Дан с явным намеком на государя-Штауфена назвал Barbablanca^[722]

— настолько этот памятник выражал дух Фридриха Барбароссы.

Правда, все эти легенды, но прежде всего их переработки в XIX веке, вдохновленные идеологическими предписаниями, уводят очень далеко от исторической личности Штауфена, мешая непредвзятому взгляду на реальные условия несомненно важной эпохи средневековой истории Европы. Такое восприятие эпохи Штауфенов и подобные воззрения на нее сохранили свою действенность и в эру национал-социализма, что после 1945 года бросило тень на образ этой эпохи, скомпрометировав ее в глазах широкой общественности. Даже позднесредневековые легендарные изображения способны были лишь очень условно отразить подлинные жизнь и деяния штауфеновского императора. Тем не менее, они оказались способны на долгое время задать широкому кругу людей восприятие его образа, а вместе с ним и соответствующую историческую память. Именно поэтому и в биографическом описании нельзя оставить без внимания эту «посмертную жизнь» государя — напротив, необходимо постоянно осознавать, что между исторической реальностью и легендарным преувеличением существуют явные различия.

Если мы напоследок еще раз вернемся к вопросу о месте первого штауфеновского императора во всем контексте развития средневековой Империи, то сначала должны будем осмыслить происхождение и личность этого человека. Штауфен был возведен в ряд первых князей Империи в результате кризиса, потрясшего господство Салической династии и лишь приблизительно описываемого словами «борьба за инвеституру». При этом он не получил немедленно какого-либо первостепенного преимущества из своего нового положения герцога Швабского. Если государю противостоял антикороль, то и деду Барбароссы Фридриху Штауфену также пришлось бороться с мощными силами противодействия в собственном герцогстве. Явное усиление своего могущества изведал его сын, отец Барбароссы герцог Фридрих И, когда его дядя, император Генрих V, на время своего второго итальянского похода назначил его имперским регентом. Ряд достигнутых успехов — не в последнюю очередь территориально-политических — улучшил его позиции, но и способствовал установлению отныне таких отношений с главой Империи, которые уже не были свободны от напряженности.

На эти годы (декабрь 1122 года) и выпало рождение старшего сына швабского герцога, будущего императора Фридриха Барбароссы. Его детство было омрачено тяжкими конфликтами между его отцом и его дядей Конрадом, с одной стороны, и Лотарем III, с другой. Брат его вельфской матери Юдифи, Генрих Гордый, в 1127 году сочетался браком с королевской дочерью Гертрудой. Эта тесная политическая связь Вельфа с Лотарем III положило начало штауфеновско-вельфскому конфликту, которому долго суждено было определять положение в Империи, прежде всего во время регентства Конрада III, начавшегося с 1138 года. В эти проникнутые борьбой годы юный Фридрих получил свое рыцарское воспитание, стал испытанным в боях и хорошо владеющим оружием мужчиной, каким он оставался и впоследствии, уже будучи государем. Но сквозь этот образ закаленного в многочисленных военных кампаниях своего времени и весьма удачливого мужа проступает и иная черта, различимая уже с начала 1140-х годов, — совершенно выдающаяся самостоятельность в политических решениях и действиях. Очевидно, определяющим фактором для Фридриха после ранней смерти его матери (около 1130 или 1131 года) оставалось родство с Вельфами. Во всяком случае, бросается в глаза его тесный контакт со своим дядей Вельфом VI, даже в период конфликта этого дома со штауфеновским королем Конрадом.