Фридрих Барбаросса

Филипп, не будь дураком, сразу же прекратил безобразить в чужих землях и вышел из коалиции. После чего я призвал всех зачинщиков к ответу, предъявив им нарушение мира, а заодно и обвинил во всех итальянских неудачах. Потому как, если бы не их глупая война, Генрих как обычно, пришел бы ко мне на помощь, и мы бы не потеряли столько людей. После чего нарушители мира, включая и нового кёльнского архиепископа, должны были за свой счет восстановить все разрушенное на земле кузена. В благодарность за скорый и праведный суд я попросил Генриха Льва вернуть мне подаренный ему некогда Гослар с серебряными рудниками. После чего он сообщил, что собирается совершить паломничество в Святую землю, поручив мне охранять его владения.

Нет ничего проще, пишите указ: «Земли благородного паломника неприкосновенны, тот, кто посмеет посягнуть на них, будет изгнан из Империи». Хорошо быть императором и сочинять законы.

Далее я приступил к перераспределению ленов, ведь в этом походе полегло множество доблестных рыцарей, лены освободились, и у меня появилась возможность вознаградить самых преданных из своих вассалов. Список ленов был долог, и я здесь не стану перечислять всего, скажу только, что, так как кузен Фридрих, сын дяди Конрада, умер бездетным, его лен, то есть мою родную Швабию, я передал своему четырехлетнему сыну Фридриху, с тем чтобы до совершеннолетия самому управлять имуществом на правах регента. Пусть в Швабии всегда будет герцог Фридрих.

И еще хорошая, нет, прекрасная новость — как раз к рейхстагу, Беатриса подарила мне вторую дочку, Гизеллу![139]

Я обожаю своих детей, буквально души в них не чаю. Но дочка — это не просто ребенок, это возможность заключить союзнический договор, закрепленный помимо пергамента с печатью династическим браком, неразрывными узами крови. Многие мои друзья чураются девочек, а вот я знаю: дочка — это здорово!

Повсеместно на территории Германии лены переходили к своим новым хозяевам, а семьям погибших назначались щедрые пенсии.

А потом вдруг новый подарок — Господь в терпении своем соизволил забрать папу Пасхалия, так что замаячила надежда найти общий язык с Александром, преодолев раскол. В прежние времена помешать в этом мне мог только неукротимый Райнальд, теперь мешал я сам, точнее, моя подпись под договором 65-го года, согласно которому я обещал принять того папу, который будет избран после смерти Пасхалия. Эпигона звали Каликст III, и теперь я должен был послать ему свои традиционные поздравления.

Впрочем, на этот раз я просто не имел права упустить шанс преодолеть схизму, в конце концов, с нее все началось, конкретно с того злополучного дня, когда Виттельсбах напялил краденую мантию на нашего главного осведомителя в Ватикане, Оттавиано ди Монтичелли, сделав его папой Виктором IV. А теперь я терял Италию, которая не признавала ни Виктора, ни Пасхалия, ни Каликста.

Ломбардская лига полностью подчинялась Александру, а стало быть, пока я не помирюсь с последним, не было ни малейшей возможности восстановить былое величие. К слову, лига перегородила все дороги, не пуская в Италию немцев, если, конечно, те не были облачены в сутану, и что самое неприятное, почти полностью прекратился сбор налогов!

Оставалось последнее — либо я мирюсь с Александром, либо все летит в тартарары. Первым делом нужно было сообщить о переменах в имперской политике самому папе. А как это можно сделать, не привлекая всеобщего внимания? Я пригласил к себе двух аббатов монастырей Сито и Клерво, отличавшихся от прочих смертных тем, что, согласно донесению моих шпионов, оба состояли в теснейшей дружбе с его святейшеством. После чего больше часа обсуждал с ними различные вопросы, связанные с церковью. Не было никакого сомнения, что вся встреча будет дословно передана папе, во всяком случае, оба святых отца отбыли к своему благодетелю, едва я отпустил их с подарками из замка.

Далее я вызвал к себе Эберхарда, которому всецело доверял. Вместе с ним мы придумали такую штуку: он, Эберхард Бамбергский, отправится к Александру в сопровождении свиты и с имперским посланником. Понятное дело, лига тут же развернет посла, что же до Эберхарда, никто не запрещает священнику ехать к папе римскому. Когда же он доберется до места, у него, благодаря этой дорожной неприятности, появится возможность, разговаривая с Александром, не отвечать на прямые вопросы, отговариваясь тем, что не уполномочен проводить переговоры. Де, император послал своего человека, а он — Эберхард — только взялся провожать, поэтому и никакого письма от Барбароссы у него нет и не могло быть. На словах же он может описать интересующий императора вопрос следующим образом: в июне 1169-го четырехлетний Генрих был избран королем Германии, при этом, из-за молодости лет, ребенок не мог давать клятву на Евангелии и не подписывал Вюрцбургские постановления, а стало быть, не обязан блюсти верность имперскому папе. Тем не менее он законный король. А теперь сам вопрос: если Генрих согласится признать папу Александра, пожалует ли тот ему на радостях корону Империи?