Фридрих Барбаросса

Просчитался Отто, обманулся на этот раз верный друг. Впрочем, кто мог знать? С небес вдруг нежданно-негаданно ливмя полило. Неделю водные потоки не прекращались, глина размякла, вступишь — сапог точно в болото уйдет. На конях не проедешь, пешком не пройдешь, осадные башни вязнут — в общем, ужас, а не осада. Пока возились, зима настала, да такая холодная, словно мы ее с собой на собственном горбу из Германии через Альпы переправили.

Лига задерживает наши фуражные отряды, в лагере голод, на бескормице пали лошади. Через широкий ров с величайшим трудом перелетали тяжелые камни, едва достигая ближайших домов. Ответные подарочки так же практически не долетали до цели. Наконец Отто придумал прокопать под валом ходы, но когда наши люди вылезли из-под земли в Алессандрии, их там уже встречали вилами и пиками те, кто не нашел смерть в бою, были заживо погребены под землей, так как ходы обрушились. Эта операция разом положила триста человек. А меж тем разведка донесла о приближении войска лиги, собственно, они пришли бы и раньше, если бы по нашему примеру не взялись прежде уничтожать посевы вокруг Павии.

Пришлось уходить, не завершив дела. Тем не менее недалеко от крепости Вогеры мы-таки не сумели разминуться с ломбардцами, приблизившись друг к другу на расстояние полета стрелы. Помню, отлично было слышно ржание лошадей и скрип телег, мы стояли и смотрели на своего врага, а враг смотрел на нас. Молча, понимающе, не зная, что произойдет дальше. Мы были измучены шестимесячной осадой, но над нашими головами развевались непобедимые знамена Империи. Они свежие, отдохнувшие, имеющие численное превосходство. Одна стрела, одно брошенное пьяной рожей оскорбление и… мы двинулись одновременно и молча проследовали каждый своей дорогой.

Нет, не так все было. Подобный, чисто мистический исход, пожалуй, способен вдохновить лишь придворных поэтов, на самом деле… Вдруг со стороны ломбардцев мы заметили всадника с белым платком на копье, за который верный знаменосец нес стяг маркграфства Маласпина.

— Это мой отец, — протиснулся молодой Опицо Маласпина, присоединившийся со своим отрядом к императорскому войску во время осады Асти.

— Ваше величество! — приметил меня среди толпы зоркий Лоренцо Маласпина. — Дозвольте перемолвиться с сыном?

— Милости просим, маркграф, — я сделал приглашающий жест, и Маласпина-старший и сопровождающий его знаменосец со спокойным достоинством приблизились к нам.

— Мама велела тебе кланяться и передать, что твоя наложница родила бастарда. Я думал, это важно, потому как Конрад уже вряд ли вернется из застенок лиги. Понимаете, ваше величество, у моего Опицо был сын Конрад, но полагаю, что он уже давно на небесах. А потом жена подарила ему кряду пять девочек. Если мы не примем этого мальца, то останемся без наследника… Простите нас, ваше величество, но дело действительно безотлагательное.

Я пожал плечами.

— Ты рекомендуешь мне признать мальчишку своим сыном? — Опицо непонимающе обвел взглядом внимательно слушавших весь разговор рыцарей, ища одобрения.

— Так он же и есть твой сын! Все лучше, чем отдавать все зятьям. Вот и император тебя поддержит. Я понимаю, ваше величество, что сие малость не законно, но, возможно, в качестве исключения, за верную службу?..

Я кивнул, и, очень довольный собственной находчивостью, Лоренцо Маласпина, как ни в чем не бывало, отправился в свой лагерь. Вот так закончилась эта странная встреча.

Мы встретились с лигой 16 апреля 1175 года у крепости Монтебелло, где совершенно неожиданно на переговоры с нами вышел маркграф Монферратский, предложив заключить перемирие: «вассалы в качестве вассалов, а вольные горожане в качестве вольных горожан». Но перемирие перемирию рознь, мы выделили по три человека с каждой стороны, дабы они решили, на каких условиях будет подписан договор. В случае, если бы совещающиеся зашли в тупик, консулы города Кремона были избраны в качестве третейского судьи. Я поклялся, что исполню любое их решение, то же сделали представители лиги. Оставалось ждать. Что греха таить, мое изрядно потрепанное войско могло бы не выдержать следующего боя, так что, благополучно добравшись до Павии, я рассчитал всех наемников и отправил по домам тех, кто желал вернуться.

Теперь о соглашении, я требовал немедленного разрушения города Алессандрия, ибо он мне — как чирий на известном месте. Лига стояла за город и предлагала, чтобы я заключил с ним отдельное перемирие. Я желал сохранить в силе все Ронкальские постановления, лига требовала сократить права императора до того размера, какими они были во времена Генриха V, и платить вместо утвержденных налогов единовременный сбор по случаю коронации. То есть вообще ничего! Мало этого, ломбардцы имели наглость потребовать, чтобы я подчинился Александру. Перед консулами Кремоны стояла непростая задача — подобрать такие условия, на которые без ущемления собственного достоинства пошли бы обе стороны.