Фридрих Барбаросса

«Он (Иордан) действительно утверждал, что Мануил хочет соединить свою греческую церковь с матерью всех церквей, пресвятой римской церковью, каковой она была для полнейшего блага в прошлые времена, дабы при простом соблюдении Божественного закона и при единственном духовном главе оба духовенства и оба народа — а именно: латинский и греческий — жили в вечном постоянстве. Во всяком случае, ввиду представившихся подходящего случая и соответствующего момента было логично, чтобы апостольский престол вернул ему корону римской империи, которая, как он утверждал, по праву принадлежала не немцу Фридриху, а ему».

Для папства интерес этой необычайной программы состоял в возможности заключить союз обеих церквей. Однако Александр III с присущим ему реализмом увидел также ее недостатки и опасности. С одной стороны, действительно, даже при немедленном заключении принципиального союза истинное вхождение греческой церкви в римскую целостность не могло бы произойти на следующий день, и в любом случае византийский император хотел бы еще больше, чем германский, остаться главой своих епископов и духовенства. С другой стороны, политический смысл проекта вовсе не отвечал представлениям святого престола, который с IX века считал, что имперская власть должна исходить с Запада. Наконец, Александр III знал, какие возражения вызовет подобное предприятие в его собственном лагере: весь христианский мир проявит сдержанность в отношении этого возвращения греков в лоно римской церкви, этого резкого нарушения самих условий западной организации; Сицилия откажется от замысла, реализация которого приведет к блокированию всяких ее действий в Средиземном море; Венеция подумает и поступит точно так же.

Поэтому папа ограничился ответом Иордану, что обсудит это с кардиналами, не скрывая скептицизма в отношении реальных возможностей вмешательства греческого монарха. Через некоторое время, чтобы сохранить византийскую поддержку, он послал к восточному императору кардинала-епископа Остии и кардинала из епархии Св. Иоанна и Павла. Потом, в 1168 году, новое восточное посольство прибыло в Беневенто, где находилась курия. Это посольство сделало те же предложения — вернуть императорскую корону, «как того требуют разум и законность».

Александр III ответил, что это очень сложный вопрос и он не может дать на это согласия, потому что «уставы Святых отцов»

этому препятствуют, а поступив так, он развяжет войну между обоими императорами, чем нарушит свою чисто миротворческую миссию. Греческий автор хроники Иоанн Канаммос добавляет, что главная трудность заключалась в выборе столицы новой империи. Фактически же настоящие препятствия были совершенно иного порядка.

Тем не менее эти переговоры свидетельствовали о сохранении папского союза с Византией. В том же 1168 году папа решил в принципе поддерживать Ломбардскую лигу и сделать союз с ней базой для своей политики. Не то чтобы он очень уж уважал коммуны и их представления о свободе, но, как итальянец, хорошо понимающий эти реалии, он знал, что для римской церкви они не опасны, и что лига является завершением того, к чему он стремился с тех пор, как в 1156–1158 годах попытался в бытность свою еще кардинал ом-канцлером убедить курию опереться на Сицилию и Милан. Поэтому он рассчитывал благодаря Ломбардской лиге помешать германскому всемогуществу укрепиться в Италии и вернуть папству его свободу в Риме и на принадлежащих ему землях, что, естественно, приведет к падению антипапы и искоренению раскола. Таким образом, итальянские свободы стали условием свободы для священников, по крайней мере, на все то время, пока император будет ее подавлять. С самого своего зарождения гвельфизм являлся партией защитников папы; но согласие между коммунами и святым престолом было, в основном, политическим, так как могли открыться другие пути для прекращения раскола христианского мира и гарантии прав римской церкви.