Выводы Фридриха были обоснованны. Британское правительство приняло решение о более активном участии в войне, которую рассматривало как борьбу против Франции в поддержку непримиримого противника Франции, Австрии. Британский премьер-министр, сэр Роберт Уолпол, в феврале ушел в отставку; новый, лорд Картерет, живо интересовавшийся европейскими делами, предложил разместить в Нидерландах 16 000 солдат. Он, впоследствии писал Фридрих, «был преисполнен глубокой ненависти ко всему, что связано с Францией. Судьба Силезии Картерета беспокоила не больше, чем любого другого английского государственного деятеля, и он — как и его предшественники — пытался, не жалея солидных денежных сумм, убедить Марию Терезию договориться с прусским королем. Британцы надеялись, что к ним присоединятся наемники из Гессена и войска Австрии, расквартированные в Нидерландах, и таким образом будет создана союзная армия против Франции при участии армии Ганновера. Попытки получить поддержку со стороны голландцев были встречены прохладно и даже враждебно. Фридрих не ошибся, предполагая, что эти действия отвлекут французов до такой степени, что они перестанут играть решающую роль и взвалят на него основное бремя войны в Центральной Европе, если эта война будет продолжаться. Успех же в войне, если он будет достигнут, сделает Францию арбитром Европы. Король написал «арбитром мира».
Были и другие уравновешивающие факторы, работавшие против успеха Франции, а значит, и его. Фридрих упомянул военную поддержку Марии Терезии со стороны Венгерского Королевства. Продолжение войны грозило Пруссии невыносимыми трудностями. Основная — финансирование кампаний. Казна Австрии, полупустая с самого начала, была истощена; Мария Терезия находилась почти в полной зависимости от английских субсидий, предназначенных для ведения военных действий. Но и прусская казна, несмотря на накопления Фридриха, сделанные специально в расчете на войну, заметно оскудела.
Холодное время года продолжалось до конца апреля, и обе враждующие армии в Моравии могли существовать лишь за счет грабежа, что вызывало отчаянное сопротивление местного голодного населения. Обе стороны хотели мира, этого требовала и гуманность. Между тем Фридрих не мог принять мира, который лишал бы его приобретений — законных, как он считал, и закрепленных кровью. А Мария Терезия, пережившая страшную зиму и видевшая, что весы склоняются в ее сторону, чувствовала себя достаточно сильной, чтобы не отступать от своих требований по поводу восстановления наследственных прав и помощи в изгнании французов из Германии. Ни одна из сторон пока не была готова на уступки. Фридрих с тоской сознавал, что в настоящее время война должна продолжаться.
Таким образом, дипломатию придется дополнять сражением. Одержи один из претендентов решающую победу, и ситуация на переговорах полностью изменится. Прусская армия была рассредоточена на значительной территории Северной Моравии и базировалась вблизи Оломоуца, надежно блокируя Брюли, находившийся в руках противника, и прикрывая коммуникации с Силезией. Теперь Фридрих решил направить часть ее в обход Брюнна в Богемию, сдвинув центр своих позиций к западу. 6 апреля он разъяснил причину этих действий союзникам, написав, что силы французов и саксонцев значительно меньше, чем он надеялся. Его штаб уязвим для вылазок австрийцев. Безопасность и тыловое обеспечение в равной степени требовали передислокации, а также диктовали необходимость, чтобы Шверин оставил Оломоуц. Его в конце того же месяца захватили австрийцы, которые собрали в Моравии неожиданно крупные силы. Он писал, что планирует собрать к концу апреля объединенную армию — объединенную потому, что в Дрездене было решено, что все войска будут подчинены пруссакам. Он называл предполагаемую численность войск в 45 000 штыков — по соседству с Пардубицем в излучине Эльбы, к югу от Кёпиггреца, в районах, которые он в конце концов надеялся заполучить для Пруссии.
Фридрих предполагал, что рано или поздно ему придется противостоять прямым австрийским действиям против французов у Праги, начавшимся в феврале. Для этого ему следовало двигаться на запад. Концентрация австрийских войск в Моравии в первые месяцы 1742 года стала для него неожиданностью. 28 апреля он написал императору: