Фрустрация, психологическая самозащита и характер. Том 2. Защитные механизмы, самосознание и характер

Одним из интересных результатов его наблюдений было живое и впечатляющее описание поведения «старых» заключенных – тех, кто находился в лагере 3 года и больше. Оказалось, что они в значительной мере идентифицируют себя с гестаповцами. Эта идентификация – незаметный, подсознательный процесс, как говорил Беттельхейм, последняя безнадежная попытка адаптироваться к жестоким условиям лагерной жизни. Идентификация включала три аспекта: физическую внешность гестаповцев, их агрессию и их ценности.

Так, когда такой «старик» говорил гневливо с другими заключенными, он употреблял словарь гестаповцев. Такие «опытные» заключенные старались менять свой внешний вид, используя с этой целью лоскуты от униформ гестаповцев.

Они обращались с другими заключенными так же жестоко, как и гестаповцы. Последние стремились избавиться от тех заключенных, которые не приспосабливались – от жалобщиков, неподчиняющихся, и от тех, кто не был способен работать. Временами старые заключенные помогали им в этом деле. Некоторые выдавали предателей, другие считали, что их надо убить, чтобы жили другие. Убивали долго и мучительно, иногда продлевая мучения жертвы на несколько дней.

Были среди «стариков» и такие, которые принимали антисемитские взгляды гестаповцев. Но поведение таких людей было противоречиво: временами эти же люди смело выступали против фашистов[311]. Нетрудно догадаться, что сходные явления, пусть в более слабой степени, должны наблюдаться и в обычных тюрьмах, и даже в армии, где «старики» третируют новобранцев. Мы полагаем, что подобные формы идентификации с агрессорами сплошь и рядом имели место также в советских, китайских и других концлагерях. Так что есть обширный эмпирический материал, который подлежит психологическому истолкованию с этой точки зрения.

Сходные явления наблюдаются также во взаимоотношениях господствующих и подвластных этносов. Поэтому целые периоды истории народов следует пересмотреть с позиций теории фрустрации и психической защиты, в частности – теории психологической идентификации.

§ 4. Идентификация с агрессором и формирование личной морали

Ирвинг Дженис и его коллеги выдвинули гипотезу, согласно которой идентификация с агрессором играет важную роль в формировании Сверх-Я человека, т. е. личной моральной системы. Но переход от идентификации к Сверх-Я – это сложный и, как можно предположить, длительный психический процесс. У него имеются промежуточные этапы и образования. Для иллюстрации этой мысли авторы приводят ряд примеров, в том числе известные нам примеры из книги Анны Фрейд. Например, мальчик, который жил в детском доме, вел себя несколько странно. Он подходил к двери и очень громко позвал горничную. Ожидая, пока она подойдет и откроет для него дверь, он переживал страх от мысли, что та начнет ругать его за неправильное поведение. Для того, чтобы предотвратить такую ее агрессию, мальчик сам первым, придавая себе крайне недовольный вид, делала ей замечание за то, что она так поздно открывает дверь[312].

Этот пример, по-видимому, следует истолковать в том смысле, что мальчик приобрел моральный принцип (или правило): предварительно ругать других за неправильное поведение и тем самым предотвратить применение отрицательных санкций с их стороны. Мы видим, что агрессия привела к определенному моральному (или аморальному) развитию. Это очень любопытный процесс, который вряд ли полностью осознается ребенком. Подлинное же моральное развитие и созревание имеет место только в том случае, когда ребенок такие же строгие требования предъявляет и к себе самому. Другие подобные примеры также показывают, что, предвидя, что его собираются наказывать, индивид может превентивно наказывать других, одновременно интерпретируя их моральные ценности так, как их себе представляет. (По-видимому, он скорее всего атрибутирует другим определенные моральные ценности).

Возникает вопрос: в какой мере подобное поведение сохраняется и у взрослых людей после того, как их личная моральная система уже сформирована? Можно предположить, что у взрослых этот механизм участвует в изменении моральной системы. Примеры, подобные приведенным, по мнению Джениса и его коллег, раскрывают стадии перехода от идентификации с агрессором к Сверх-Я личности. В таких случаях индивид не просто защищается от актуальной или ожидаемой агрессии. Наоборот, он идентифицируется с предвосхищаемым наказанием, причем последнее связано с его собственным поведением. Совершая проступок или даже только имея «плохие» намерения, даже бессознательные, ребенок прибегает к помощи такого механизма. Но его пунитивное поведение направлено не против себя или другого человека, виновного в неправильном поведении, оно направлено на «агрессора»[313].