Фурии

Мы шли через толпу на набережной, мимо мерцающих рекламных щитов и уличных акробатов, в сторону парка с его старой просторной, изрешеченной дырами сценой. Тень от крематория, вьющийся над ним дымок; лодки, на огромной скорости, ревя моторами, удаляющиеся от пристани. Я бывала здесь сотни раз и хоть и мечтала порой, как все однажды изменится, в тот момент, когда я шла рядом с Томом, разглагольствовавшим о любимой музыке и любимых книгах, все оставалось прежним. Возникло смутное ощущение, что он хочет произвести на меня впечатление своей эрудицией – вроде как взрослый и мудрый, – но на самом деле в любой его фразе были отзвуки чего-то знакомого, что я уже слышала, да еще и в лучшем, более интересном исполнении. Тем не менее я все время кивала.

– Буковски – истинный гений. «Почтамт» читала?

– Нет. – Я покачала головой, хотя как-то полистала эту книгу в библиотеке, и она показалась мне скучной и полной авторского самолюбования.

– Что? Не может быть! Это же потрясающе.

Он остановился и огляделся, бросил куртку на землю и плюхнулся на нее. Я опустилась рядом, не снимая пальто. Трава была мокрой, пальцы мерзли.

– Ладно, попробуем еще, – сказал он, открывая бутылку сидра о подошву ботинка и протягивая ее мне. – «Бойня номер пять»?

Я пожала плечами. Держала в руках. Прочитала аннотацию – белиберда какая-то. Чтиво для мальчишек. Тоска зеленая.

– О господи. Чему только вас учат в этой школе – вышивать крестиком?

– Типа того, – улыбнулась я, инстинктивно почувствовав, чего от меня ждут. Следует восхищаться его знаниями и скромно отзываться о своих делах (неинтересных, неважных, не имеющих значения). Я была сплошное внимание, ловила каждое слово, выказывала уважение к его мнению. Не знаю, как я это поняла. Наверное, это врожденное знание любой девушки.

Но чем больше он разливался соловьем, тем отчетливее становились одна за другой мои собственные мысли. Мне не хотелось здесь оставаться. Мне было скучно. Мне не хотелось целоваться с ним, хотя до этого казалось, что хочется, не хотелось слушать его бесконечный монолог. Я сделала глоток, придумывая, как бы отделаться от Тома. Скажу, что ужинаю с родителями, решила я, с родителями во множественном числе. «Спасибо за хороший вечер», – скажу я и загадочно исчезну, чтобы больше никогда не появиться. Он, если даже и будет слегка обижен, скоро обо всем забудет, а я пойду домой и больше не повторю той же ошибки. Просто один потерянный день, ничего больше.

На самом деле через два часа я окажусь в тускло-голубом свете неоновых ламп туалета на автобусной станции, провонявшего химическим цитрусом и блевотиной, обвешенного липучками от мух. Я вымою руки, сяду, оправлю юбку, проверю, не осталось ли в швах каких-нибудь следов – листьев, крови. Искусственный свет все обесцвечивал; я закрыла глаза, вытащила из волос засохший лист, растерла его между пальцами. Хруст показался мне громче, чем был на самом деле. В общем, рассуждала я, все обернулось довольно банально. В таком состоянии идти домой было нельзя, хотя впервые за последнее время мне хотелось вернуться именно туда.

– Какие планы дальше? – спросил он, приподнимаясь на локтях. Спросил как бы между прочим. Небрежно. Немного рассеянно.

– С родителями ужинаю. – Я посмотрела на часы. – Не отвертеться.

– Ясно.

Наступило молчание.

– Ну? – сказала я наконец.

– Все нормально.

Очередная пауза.

– Ладно.

– Ладно – что? – Он слегка усмехнулся, обнажив пожелтевшие зубы.

– Ладно, ничего.

– Ладно.

– Ну и козел же ты.

– Большое спасибо.

– Всегда пожалуйста.

– Только не сегодня.

– Только не сегодня.

Я почувствовала, что земля уходит из-под ног, и не могла понять, что происходит и к чему все идет. Это что, флирт? Немного похоже. Сердце у меня трепетало где-то в горле. И все же было что-то еще, не только флирт, но и смутное ощущение вины, и я никак не могла понять почему. Я чувствовала, что подвела его. Разочаровала. Не была той крутой девчонкой, какой прикидывалась. Не оправдала его ожиданий.

Надо, впрочем, признать, что все это плод ретроспективного анализа. А в тот момент это было просто чувство, внутреннее знание, что я сделала что-то не так.

– Что ж, мне, наверное, пора, – сказала я наконец.

– Пора так пора. – Он не пошевелился.

Я поднялась и стряхнула прилипшие листья и травинки. Бросив на меня быстрый взгляд, он последовал моему примеру, тяжело вздохнув, поднял с земли куртку.

Летающая тарелка, планирующая между орущими детьми, матери, склонившиеся над колясками, секретничавшие друг с другом. Мы прошли через дендрарий – всего лишь несколько рядов деревьев рядом с забором строительной площадки, глянцевые вывески на котором рекламировали новый отель. Том снова заговорил, как если бы ничего не произошло. Так ведь, сказала я себе, и впрямь ничего не произошло. Я слушала, соглашаясь с ним с энтузиазмом, большей готовностью, более живым откликом, чем раньше, – словно стараясь компенсировать прежнее небрежение.

– В общем, я подумываю о том, чтобы провести лето, занявшись чем-нибудь полезным. Правда, не знаю еще, чем именно. Может, в «Гринпис» вступлю или еще что-нибудь в этом роде.