Фурманов

«Мы снова и снова возобновляли разговор о том, сколь много следует нам, коммунистам, работать над собой, чтобы быть действительными и достойными носителями великого учения, за которое боремся, — учения о коммунизме. В нас вросло, от нас пока неотделимо жадное, своекорыстное чувство частной собственности… Мы никак не можем научиться воплощать в жизнь то, что проповедуем. На лекциях и на митингах наших мы говорим много красивых громких фраз, но лишь только потребуется эти высказанные положения проверить на опыте, приложить к себе, пасуем, черт побери, непременно пасуем…»

(На эту тему впоследствии мы не раз беседовали с Дмитрием Андреевичем. Одной из основных черт его характера была ненависть к двуличию, двурушничеству, двойному счету. Человек, живущий по двойному счету, фальшивящий с окружающими, а подчас и с самим собой, всегда жестоко осуждался Фурмановым. Да и в Чапаеве его особенно привлекла искренность, прямота его характера. Этой честности, прежде всего внутренней, в собственных мыслях и чувствах, он требовал всегда и от нас, своих молодых товарищей по литературной борьбе… Но об этом речь еще впереди.)

Оставаясь один, Фурманов мечтал… Мечтал и беседовал с дневником своим.

«Отсюда, когда закончится… тронуться куда-нибудь вдаль, по странам мира. Поехать в Японию, в Индию, а там — океаном куда-нибудь еще дальше. Затем вернуться в Европу, побыть в западных странах и потом… потом вернуться в родную семью…»

…Набег белых казаков на Уральск не состоялся. Приняты были все необходимые меры обороны.

23 февраля, в честь первой годовщины Красной Армии, Дмитрий Фурманов провел в Уральске городской торжественный митинг на площади Ленина и у могил красных воинов, погибших при освобождении Уральска от белогвардейцев.

Красноармейцы без всякой команды открыли такую отчаянную пальбу, что их еле удержали. Это был салют.

В этот знаменательный день на улицах Уральска была «настоящая масленица». Праздник удался на славу.

В первые же дни после прибытия в Уральск Дмитрий Фурманов услышал про Василия Чапаева.

И все, что узнал о нем, так взволновало будущего комиссара, что он посвятил Чапаеву большую запись в дневнике своем. Это были первые строчки, написанные Фурмановым о Чапаеве.

«Здесь по всему округу можно слышать про Чапаева и про его славный отряд. Его просто зовут Чапай. Это слово наводит ужас на белую гвардию. Там, где заслышит она о его приближении, подымается сумятица и паника во вражьем стане. Казаки в ужасе разбегаются, ибо не было, кажется, ни одного случая, когда бы Чапай был побит. Личность совершенно легендарная… Крестьянское население отзывается о нем с благодарностью, особенно там, около Иващенковского завода, где порублено было белой гвардией около двух тысяч рабочих..

Крайняя самостоятельность, нежелание связаться с остальными красными частями в общую цепь повели к тому, что Чапай оказался устраненным. Кем и когда — не знаю. Но недавно у Фрунзе обсуждался вопрос о том, чтоб Чапая пригласить сюда, в нашу армию и поручить ему боевую задачу — продвигаться, мчаться ураганом по Южному Уралу, расчищая себе дорогу огнем и мечом.

Ему поручат командование отдельной частью, может быть, целым полком… Политически он малосознателен. Инстинктивно чувствует, что надо биться за бедноту, но в дальнейшем разбирается туго. Фрунзе хотел свидеться с ним в Самаре и привезти оттуда сюда, в район действия нашей армии.

Через несколько дней Фрунзе должен воротиться. С ним, может быть, приедет и Чапай».

23

Однако ни с Чапаевым, ни с Анной Никитичной встретиться в Уральске Фурманову не пришлось. Не пришлось дождаться и командарма.

Белогвардейцы готовились нанести удар по городу. Нужно было подготовить войска к решительным боям. Друзья-ивановцы Игнатий Волков и Павел Шарапов получили уже назначение в передовые части. «Люди сжились с опасностью и чувствуют себя спокойно под свистом пуль…»

27 февраля прямо из Самары Фрунзе предписывает Фурманову ехать в Александров-Гай, наладить политическую работу в находящейся там группе частей.

С особой радостью узнает Фурманов, что начальник группы — Василий Чапаев. Значит, ему предстоит работать бок о бок, плечом к плечу с этим легендарным человеком.

«Он личность незаурядная, — замечает Фурманов, — спать не любит, и думаю, что наша… дивизия скоро пойдет в работу».

В Александрове-Гае размещались штаб и политотдел одной из бригад. Все основные части находились на передовых позициях, на линии огня. Надо было сорвать все замыслы белогвардейцев, прикрыть дорогу к Уральску. Шла подготовка к наступлению, к штурму станицы Сломихинской, находящейся в 80 километрах от Алгая (Александрова-Гая). По пути к Сломихинской уже были схватки в Бай-Тургане и Порт-Артуре. Схватки малоудачные. Необычайно трудно было вести политическую работу в такой обстановке. Тем более что для Фурманова здесь все было в новинку, неизведанное и неиспытанное.