Футурологический конгресс. Осмотр на месте. Пьесы о профессоре Тарантоге.

С я н к о. На письме нет даты, посмотрю на конверте… Восьмое — значит, неделю назад. Не выбрасывать это?

Т а р а н т о г а. Нет, дорогой мой! Собираемся и едем. Где этот самый Обленцин?

С я н к о. Под Варшавой. Мы едем в эту лечебницу?

Т а р а н т о г а. Да. Когда мы окажемся там, прошу вас по возможности молчать. Я буду говорить и действовать за нас обоих. Согласны?

С я и к о. Разумеется, если вам так угодно…

Т а р а н т о г а (встает).

Там, в столике у окна, лежит карманный магнитофон. Возьмите его. Минутку… {Снимает трубку.) Меланья? Алло, Меланья, бак в машине полон? Хорошо. Я уезжаю. Открой ворота в гараже. Что? Обед? И обед съедим, и все, что бы ты ни приготовила, будь спокойна. (Кладет трубку.) Господин магистр, в дорогу! 

 II

Кабинет д и р е к т о р а психиатрической лечебницы Типичный психиатр, в очках, весьма образован, говорит лекторским тоном, словно в аудипории,— со вкусом, выразительно, зычно,— любуется собой. С я н к о  и  Т а р а н т о г а сидят.

Д и р е к т о р. Значит, он ваш родственник, этот Новак? Он ничего нам не говорил.

Т а р а н т о г а. Да, то есть дальний, дальний родственник, но я был очень привязан к его матери, знаете ли, доктор… Я бы раньше появился, но, к сожалению, долго пробыл за границей, в Англии, в Америке… Всего неделю назад вернулся…

Д и р е к т о р. Это необычный, случай, профессор. Я, видите ли, старый психиатр, но такой богатый, прекрасный комплекс галлюцинаций, с таким глубоким расщеплением личности, с состоянием помрачения, с таким разнообразием шизофренических импульсов — это редкость', это прямо бриллиант.

Т а р а н т о г а. Вот как? Ну, в его семье были такие… но это старая история, вещь это началось еще с его прадеда, пожалуй… повреждение черепа во времена наполеоновских войн.

Д и р е к т о р. Что вы говорите? Я распоряжусь, чтоб это вписали в историю болезни. Ну, сейчас громадное улучшение. Громадное! Такая ремиссия, что, собственно, если б не эти остаточные явления, можно было бы считать его излечившимся и выпустить хоть сегодня. Мы применяли фенотиазин, меллерил, шоки, потом психотерапию… он идеально поддавался психотерапии, скажу вам! Да вы сами увидите, ведь вы хотели с ним поговорить, правда?

Т а р а н т о г а. Да, если это возможно. Он… спокоен?

Д и р е к т о р. Сейчас? Да, совершенно. Прекрасно ориентируется в пространстве и времени, трудности у него лишь в том, чтобы припомнить факты из собственного прошлого.

Т а р а н т о г а. Ничего не помнит?

Д и р е к т о р. Страдает амнезией, то есть утратил память обо всем, что пережил, заполняет пробелы, зияющие в его памяти, конфабуляцией — вымыслами. Это не ложь, ибо он сам не отдает себе отчета в неправдивости этих фактов. Такое явление типично и, в известном смысле, в период выздоровления даже нормально, но должно скоро пройти. Но в то же время, пока больной не вспомнит хоть в общих чертах, кем он был, где работал, где родился, мы не можем считать его излечившимся. Мы ведь даже не знали, что его фамилия действительно Новак.

Т а р а н т о г а. Но теперь вы уже знаете!

Д и р е к т о р. Да. Но он утверждал, что его так зовут, даже в остром периоде болезни. Зато, кроме этого, к сожалению…

Т а р а н т о г а. Ничего не помнит?

Д и р е к т о р. Вспоминал несколько раз, но это была конфабуляция. Сначала он утверждал, что был бухгалтером в Сосновце…

Т а р а н т о г а. Он это говорил во время галлюцинаций?

Д и р е к т о р. Да нет, тоща был типичный шизофренический бред, с любопытной параноидальной примесью, ему казалось, что его преследуют какие-то существа с других планет. Настоящий фантастический роман выдумал. Я говорю о том периоде, когда он понял, что все это шло от болезни, — значит, о ремиссии, не правда *ли?.. Впрочем, знаете ли, все усложнялось тем, что у него было раздвоение личности и одна из этих личностей великолепно поддавалась лечению, в то время как другая продолжала сопротивляться… Так что я даже хотел продемонстрировать его на заседании Психиатрического общества, но он начал тоща выздоравливать. Не хочу сказать «к сожалению», хе-хе, ибо я прежде всего врач, но демонстрация на заседании произвела бы впечатление разорвавшейся бомбы, да, бомбы, уверяю вас, .профессор… Но о чем же это я хотел вам сказать?

Т а р а н т о г а. О том, как он припомнил, что был бухгалтером.

Д и р е к т о р. А, именно! Благодарю вас. Итак, мы, естественно, проверяем такого рода утверждения пациентов, ибо часто больной рассказывает что-либо — например, что совершил растрату на миллион, а мы не знаем, бред это или правда. Так что мы проверили, и оказалось, что он никогда не был бухгалтером в Сосновце.

Т а р а н т о г а. Ага! Значит, это был бред?

Д и р е к т о р. Нет, постамнестическая конфабуляция.