Г. Костомаров разбивает народные кумиры

Г. Костомаровъ полагаетъ, что тирада объ оскуденiи воинства въ Никоновской лѣтописи приведена ради оправданiя великаго князя, что онъ не трусъ былъ. Оскудѣнiе послѣ Куликовской битвы дѣйствительно было большое; вѣдь меньше чѣмъ въ два года трудно было поправиться. Никоновская лѣтопись сама себѣ впрочемъ противорѣчитъ здѣсь, говоря что Димитрiй "собра вои многи

;" не могъ онъ этого сдѣлать и по оскудѣнiю всей земли, и потому что Тохтамышъ пришолъ набѣгомъ, быстро. Олегъ Рязанскiй при изгонахъ Татаръ нѣсколько разъ бѣгалъ за Оку и однако г. Костомаровъ не обзываетъ его трусомъ.

Кромѣ того, г. Костомаровъ выпустилъ извѣстiе, находящееся и въ Никоновской лѣтописи, что Димитрiй пошолъ противъ Тохтамыша.

Согласное свидѣтельство Новгородской четвертой и Воскресенской

лучше объясняютъ это дѣло: въ обоихъ показано, что Димитрiй выѣхалъ изъ Москвы, чтобъ идти противъ Тохтамыша и началъ думу думать со всѣми князьями русскими, и обрѣлась въ нихъ разность, не хотѣли помогать. Димитрiй былъ въ недоумѣнiи и размышленiи, и было отчего. Олегъ, съ которымъ только что былъ заключенъ договоръ, по которому великiе князья взаимно обязались помогать другъ другу противъ Татаръ, встрѣтилъ Тохтамыша до его прихода въ землю Рязанскую; великiй князь Димитрiй Константиновичъ Суздальскiй двухъ сыновей своихъ послалъ на поклонъ къ Тохтамышу. Вѣроятно и другiя неудовольствiя были. И поѣхалъ Димитрiй въ Городъ свой Переяславъ, и оттуда черезъ Ростовъ, быстро на Кострому (Нов. IV, 85; Воскр. 43).

Для чего же спѣшилъ Димитрiй въ Кострому? Для ради ли единой трусости? Г. Костомаровъ отвергаетъ что для сбора войска, но пусть онъ вспомнитъ, что 23 Августа пришли Татары подъ Москву – а шли они быстро – 26 взяли городъ обманомъ, – а въ началѣ Сентября, "не по многихъ дней," уже московская рать шла на измѣнившаго договору Олега Рязанскаго.

Откуда же взялось войско? Изъ земли что ли выросло? Походъ на Рязань ясно показываетъ, что Димитрiй не палъ духомъ. Онъ разсудилъ, какъ истый внукъ Калиты: не удалось противъ Тохтамыша, удастся противъ Олега.

Оставаться Димитрiю въ Москвѣ, или вѣрнѣе возвращаться туда, было бы глупо. Онъ о землѣ своей радѣлъ, а не о томъ, чтобы прослыть отважнымъ храбрецомъ. И что за Ѳермопилы Москва? г. Костомарову хотѣлось бы, чтобы Димитрiй на Леонида походилъ, – но во всякой землѣ, въ свое время, свои типы; гдѣ нужны Леониды, а гдѣ Дмитрiи.

Замѣтимъ еще, что догадка Савельева-Ростиславича, что князь Остей былъ посланъ въ Москву Димитрiемъ кажется намъ вѣроятною.

Наконецъ, еслибы Димитрiй и остался въ Москвѣ, – то что ручается, что она не была бы взята точно также, тѣмъ же обманомъ?

VII

Покончимъ счеты. О личности Олега Ивановича и плохой услугѣ, которую ему г. Костомаровъ оказалъ, сказавъ, что "даже съ желанiемъ освободить отечество и всю Русь отъ татарскаго ига, Олегу былъ разсчетъ пристать къ Мамаю," – мы считаемъ излишнимъ распространяться. Мы отсылаемъ г. Костомарова къ прекрасному изслѣдованiю г. Илловайскаго «Исторiя Рязанскаго Княжества.» Тамъ личность великаго князя Олега Ивановича, хотѣвшаго добра своей землѣ, объяснена прекрасно, такъ же какъ и мнимая его измѣна передъ куликовской битвой. Перечтя это сочиненiе, г. Костомаровъ вѣроятно перестанетъ вѣрить многимъ извѣстiямъ напр. что Олегъ послѣ куликовской битвы бѣжалъ въ Литву.

Г. Костомаровъ не понимаетъ значенiя Москвы въ исторiи земли русской, – и оттого его увлеченiя и ошибки. Намъ кажется, что его изслѣдованiя "удѣльновѣчеваго уклада" были бы гораздо удачнѣе. Намъ истинно прискорбно читать и разбирать статьи въ родѣ "Куликовской битвы." Неужели г. Костомаровъ, подобно многимъ нашимъ професорамъ, достигнувъ извѣстности, позволяетъ себѣ писать наобумъ?