G.O.G.R. (СИ)

Коля уже выехал на Макеевское шоссе, но всё никак не мог сбросить с хвоста настырную «Газель». «Газель» уже не раз пыталась прижать Колин джип к обочине, однако сообразительный и быстрый Коля ухитрялся увернуться. Хорошо ещё, что как только выехали на шоссе — преследователи прекратили палить по колёсам — а то бы точно пробили, и «безлошадный» Коля был бы неминуемо схвачен. Переехав мост, Колин джип выпрыгнул на проспект Ильича с односторонним движением. Проспект был пустынным — ни одной машины — только светят ровным оранжевым светом безучастные одинаковые фонари. Коля не реагировал на дидактические сигналы светофора и игнорировал наставительные дорожные знаки. Он то и дело жал на педаль газа и улетал по ночному проспекту, словно на ракетомобиле. Сирена преследователей приближалась, а датчик горючего в Колином джипе показывал, что железный конь в скором времени запросит овса. Колей уже овладевала лёгкая паника: на пустынном проспекте было решительно негде спрятаться, и для преследователей он был, как на ладони. Стрелять по ним Коля не решился: мог не справиться с управлением и почить не в бозе, а в траншее, недавно вырытой у самой дороги. Здесь меняли канализационные трубы, вокруг траншеи валялись ржавые толстые патрубки и лежали горы земли. И тут Коля, глянув в зеркало заднего вида, заметил, что по параллельной полосе «плывёт» «Титаник» — тягач «КаМАЗ» с длиной синей фурой. Вот он обгоняет Колин джип и вырывается вперёд «на полкорпуса»… Сзади, ревя оглушительной сиреной, сверкая страшной мигалкой, скачками приближается «Газель» спецназа. Увидев, что расстояние между этой «Газелью» и его джипом неумолимо сокращается, Коля презрел страх, поддал газу, обогнал тягач и выпрыгнул прямо перед его носом. Не желая смять легковушку, водитель тягача вывернул руль, отворачивая в сторону. Тяжёлый «Титаник» повело, он завертелся и поехал боком, расшвыривая патрубки, сшибая земляные горы. А потом — попал передним колесом в траншею и застопорился, перекрыв проспект собой и своей длинной фурой. Один заржавленный и дырявый патрубок катился по дороге, гудя и лязгая на асфальте.

Выскочив из-под надвигающегося на него «КаМАЗа», увёртываясь от катящихся под колёса патрубков, Коля рванул вперёд. Оглянувшись, он с удовольствием увидел, что преследователи отстали, пойманные в ловушку между фурой и траншеей.

Уезжая всё дальше, к центру, Коля со злостью думал о том, что следует проучить предателя Батона. Вообще, Коля догадывался, что этого горе-картёжника могла «завербовать» милиция. Поэтому он не оставил Батона без присмотра, а снабдил его домашний телефон надёжным «жучком». Прослушав его последний разговор с Серёгиным, Светленко понял, что следователь обязательно нагрянет к нему на «четвёртый пункт», и решил замести следы — сжечь хижину. Коля соорудил посредине её единственной комнатёнки некое подобие очага, разжёг в нём костёр и поставил прямо над открытым огнём баллон с газом. Когда баллон нагрелся — газ взорвался, оставив от ветхого жилища лишь одну-единственную закопченную стенку.

Вот эту единственную стенку и обнаружил Пётр Иванович, когда пожарники, наконец, загнали «жареного петуха» в «клетку» из воды и пены.

Глава 106. Спасение утопающих

Утро выдалось солнечным и, даже можно было сказать, что тёплым. Солнечные лучи заставляли таять выпавший ночью снег, превращая его в коричневую мокрую слякоть. Светленко ускользнул из-под самого носа, а обнаруженная «агентом Батоном» «явка» превратилась в черное пепелище.

Понурый Серёгин сидел за столом у себя в кабинете и пытался систематизировать другие сведения о Николае, полученные от Батона. Сидоров пытался дозвониться до Краснянского райотдела милиции, но там почему-то никто не брал трубку. Сидоров пытался дозвониться в Красное каждый день по нескольку раз — с утра до вечера, но в ответ постоянно слышал длинные воющие гудки.

Накрытый Батон «фон Хтирлиц» сидел тут же, на стуле для посетителей, перед Петром Ивановичем и комкал в руках некую бумажку, взятую со стола следователя. Он оставался в пуховике, потому что стыдно было показаться чужим людям в запятнанной и прорванной домашней майке. Батон наблюдал, как Пётр Иванович что-то пишет на тетрадном листке, а потом тихо и осторожно пролепетал:

— Э-э, мне можно идти, да? — и хотел, было встать и направиться «на выход с вещами».

Серёгин оторвался от листка, глянул на привставшего со стула Батона и сказал:

— Хтирлиц, а вас я попрошу остаться!

— Это ещё зачем? — недовольно протянул Батон. — Я думал, что я вам больше не нужен… Или вы меня снова… туда? — он имел в виду изолятор.

— Придётся — «туда», — кивнул Серёгин, хлопнув ручкой о столешницу. — Ради твоей же безопасности. Светленко у нас голубец не простой — он будет пытаться избавиться от тебя, потому что ты знаешь о его планах насчёт Чеснока.

— Оп-паа, — присвистнул Батон. — Вот это я и влип… — он съёжился на стуле, который так и не успел покинуть и наставил на Серёгина перепуганные глазки. — Где же мне теперь пересидеть-то?