Недобежкин, Ежонков, Синицын — они были все живы. Они поворочались, покряхтели, потирая намятые бока, поднялись на нетвёрдые ноги. А от группы захвата Самохвалова осталось только три человека: сам Самохвалов, Коваленко и ещё один их соратник по фамилии Бобриков. Бобриков стащил с головы бесполезную маску, которая мешала ему и видеть, и дышать, и отбросил её куда подальше, в угол. Рука у Самохвалова оказалась цела, только ушиблена. И теперь он тёр её и шевелил пальцами.
— Выбираемся, ребята, — уныло вздохнул Недобежкин, стараясь не смотреть на тех, кто остался лежать на этом тёмном, жутком поле неравной брани с самим дьяволом.
Сделав несколько семенящих шагов, милицейский начальник подцепил с пола единственный горящий фонарик. А потом — не оглядываясь, зашагал к выходу — к той некрасивой дыре в стене, посреди которой нелепо торчала уцелевшая лутка. Ежонков быстренько засеменил за Недобежкиным — не желал ни минуты оставаться здесь, среди отрицательной энергетики смерти и чёрных аур «верхнелягушинских чертей». А вот, Пётр Иванович вдруг что-то услышал. Он остановился и прислушался. Нет, вроде бы, всё тихо… Показалось, наверное… Серёгин часто теперь ловил себя на том, что везде разыскивает следы Сидорова. А может быть, это ему не показалось? Может быть, это Сидоров где-то зовёт на помощь? Очень уж знакомый голос… Но нет, скорее всего, этот «чёрт» Артерран давно пустил беднягу Сидорова «на мыло»…
— Э-э-э-эй! — этот голос прозвучал до того отчётливо, что заставил Серёгина затормозить движение аккурат под уцелевшей луткой и прислушаться.
— Ну, чего стоишь под «чёртовыми воротами»? — прилетел из мглистого коридора резкий вопрос Ежонкова.
— Кричит кто-то, — прошептал Пётр Иванович. — Прислушайся-ка.
Ежонкову стало не по себе: кто тут может кричать? Призраки? К «верхнелягушинскому чёрту» пришла подмога?
— Э-э-эй! Кто-нибудь! Я зде-есь!
Нет, голос явно, человеческий. И он явно просит о помощи!
— Васёк! — заверещал Ежонков. — Ползи сюда! Тут у нас живой!
— Кто — живой? — изумился из коридора Недобежкин, который хотел только на поверхность, к настоящим живым.
— Кричит кто-то, — Синицын тоже услышал этот призывный вопль. — Только в коридоре лучше слышно. Идёмте!
Синицын обладал превосходным слухом: закончил в своё время музыкальную школу по классу скрипки. Правда, играл больше на гитаре… Вот он и определил, откуда исходит этот жалобный призыв кого-то пленного.
— Эй! Я здесь! — раздавалось всё ближе.
А вот, фонарик светил всё тусклее. Недобежкин нервно крутил его в руках и, наверное, в мыслях умолял не тухнуть, ведь если он потухнет — им никогда отсюда не выбраться во мраке.
— Эй! Я здесь! Кто-нибудь! — голос слышался именно из-за той двери, мимо которой они сейчас проходили.
— Сидоров! — подпрыгнул Пётр Иванович, потому что узнал этот голос — голос Сидорова!
— Пётр Иванович! — крикнул голос Сидорова. — Я тут!
— Это Сидоров, — констатировал Недобежкин. — Нашли! Самохвалов, ломай дверь!
Самохвалов сначала подошёл к этой деревянной, но по виду, монолитной и толстой двери и подёргал её за блестящую металлическую ручку. Заперта, даже не шевелится.
— Сидоров! — крикнул Самохвалов и вскинул автомат. — Отойди-ка назад, я сейчас отстрелю замок!
За дверью послышались удаляющиеся частые шаги: это Сидоров отбежал от двери.
— Спрячься где-нибудь! — посоветовал Самохвалов. — Стреляю!
— Стреляй! — разрешил Сидоров.
Самохвалов выпустил короткую очередь по замку, и он, выплёвывая искры и детали, разлетелся вдребезги. Дверь медленно отъехала назад, освобождённый из «фашистского плена» Сидоров выпорхнул на волю.
— Пётр Иванович! Василий Николаевич! — сержант на радостях лез ко всем обниматься. — Григорий Григорьевич! — узнал он Синицына. — Ура, наконец-то! А то, я думал, что состарюсь тут, у них… Ой, — вдруг замялся Сидоров. — У меня тут сосед есть. Его куда-то в соседнюю кутузку забили. Мы с ним через стенку перестукиваемся. Надо бы и его вытащить, пока они не пришли, а то загнётся тут.
— А кто это — «они»? — серьёзно переспросил милицейский начальник, а фонарик у него в руке потухал, потухал…
— Да черти эти полосатые! — пробормотал Сидоров. — Всё грозились над нами эксперименты провести. «ГОГР», наверное, тут поселился — не иначе!
— Нету чертей! — постановил Недобежкин. — И «ГОГРа» больше нету. Давай соседа выручать, а то фонарик этот скоро — ёк!
— Они арестованы? — удивился Сидоров.
— Убиты! — развеял все сомнения Недобежкин и вступил в эту тесную клетушку без мебели, что служила временным пристанищем сержанту Сидорову. — Давай, Сидоров, стучи ему в стенку!
Сидоров постучал в стенку кулаком, и тут же раздался ответный стук: сосед не спал и не умер, а сразу же ответил на призыв, который бросил ему Сидоров.
— Тут вот, вентиляционная шахта есть, — Сидоров показал на большую решётку, что была привинчена к стенке там, ближе к углу. — Только решётка припаяна. Я пытался её отодрать, но не смог.
— Скажи соседу, чтобы пока от решётки отошёл, — предупредил Самохвалов, собравшись отстрелить и решётку.
Сидоров опять забарабанил в стенку и, услышав ответный стук, закричал: