— Самохвалов! — позвал Недобежкин. — Поднимай ребят!
— Эй, а мне обязательно идти? — осведомился Ежонков. — Я же не амбал, я — психиатр!
— Топай! — буркнул Недобежкин, продираясь сквозь колючки вслед за Хомяковичем.
У Хомяковича проснулась неожиданная проворность. Он с ловкостью какой-то серны преодолел все густые кусты и оказался перед пещерой. Впрочем, это была не совсем пещера, а так — узкая тёмная дырка в земле, которая тянулась на неизвестное расстояние и заканчивалась неизвестно, где. Сколько раз они сюда не приезжали — ни Серёгин, ни Недобежкин, ни Синицын, ни тем более, Ежонков — никогда не замечали эту дырку. А теперь — Хомякович сделал широкий твёрдый шаг и оказался в её холодной сырой тени.
— Включаем фонари! — отдал приказ Недобежкин и засветил свой фонарик.
Мощные лучи прорезали мрак, вырвав из него земляные стенки, которые вдалеке переходили в замшелую кирпичную кладку. Всё, теперь «черти» не отвертятся от справедливой кары, потому что за Хомяковичем попятам идёт группа Самохвалова, которую уже никто и ничто не остановит.
Погрузившись в холод пещеры, Пётр Иванович не испугался: во-первых, он уже не раз погружался в стынь пещер. А во-вторых — у него уже была «в анамнезе» «звериная порча» — что тут теперь терять? Вот и двигался Серёгин за исхудавшей спиной Синицына, следя только за тем, чтобы не споткнуться.
Дойдя до определённой точки — Серёгин заметил, что там из стены торчит некий крюк — Хомякович вдруг застрял на месте и опустился на четвереньки. Недобежкин тоже застопорил ход и удивился: куда же это он поползёт? Хомякович немного поползал по кругу, а потом — невозмутимо пополз вперёд, высоко подняв нос и вздёрнув «корму», словно дрессированный пудель.
Пётр Иванович невольно хихикнул, видя, как Хомякович «марширует» на четвереньках. Не удержался от смешка и Синицын, а вот Ежонков — протолкался вперёд и уверенно заявил:
— Это психодиалитическое проявление! — и эхо повторило за ним: «Ие! Ие! Ие!».
— Что? — не понял Недобежкин.
— Если бы я был шаманом, — прогудел Ежонков. — Я бы сказал, что это — знак. Но, так как я — учёный, я привык выражаться научным языком. И поэтому я сказал: «Психодиалитическое проявление», и это значит, что он вспомнил, что шёл именно здесь!
— Мог бы сказать в двух словах! — заметил Недобежкин.
— А я и сказал: «Психодиалитическое проявление»! — обиделся Ежонков. — Всё, Васёк, как выберемся отсюда и приедем в Донецк — внушу тебе, что ты — бык! Надоел ты мне — не веришь в силу науки — хоть ты тресни!
А куда же направлялся Хомякович? Он быстро двигался на четвереньках туда, где ни Серёгин, ни Синицын, ни Недобежкин, ни Ежонков, ни разу ещё не бывали. Он обогнул заброшенный цех с висящей машиной каким-то неизвестным прежде окольным путём и пополз туда, где ровный ход начинал полого уходить вниз.
«В ад тащит, к чёрту» — такая ненаучная мысль посетила голову психиатра Ежонкова, но он не выразил её словами, чтобы не портить свою репутацию учёного. Подземный коридор был наполнен громкими звуками: шорохом, скрежетом, гомоном. Все эти звуки издавали бойцы Самохвалова: шагали, звенели амуницией, переговаривались вполголоса. На улице, может быть, никто ничего бы и не услышал, но безжалостное эхо подземелья отражало каждый тихий звук и усиливало его до грохота паровоза. Недобежкину не понравилось, что группа захвата так шумит, и он фыркнул на Самохвалова:
— Прикрути звук!
Никто из них не знал, что «заколдованный» в робота Хомякович ведёт их туда, где глубоко под землёй скрывалась единственная полностью уцелевшая и отремонтированная лаборатория базы «Наташенька». Лишившись мыслительной деятельности, Хомякович на «автопилоте» лихо раскрутил весь немыслимый лабиринт переходов и уже вышел «на финишную прямую». Ещё немного и он окажется у той новой двери, что скрывает за собой лабораторию Генриха Артеррана.
— Обалдеть! — то и дело выдыхал Недобежкин, рассматривая в свете фонарика чистый сухой и тёплый коридор, которым сменилась холодная пещера. В стенах коридора, обшитых серыми металлическими листами, то тут, то там торчали нетронутые временем, а может быть, даже и новые двери. Пётр Иванович бы сейчас зашёл во все эти двери: а вдруг там, за ними — Сидоров?? Но Хомякович не останавливался, а быстро на четверых полз куда-то ещё, дальше.
— Ежонков, ты можешь его остановить? — осведомился Недобежкин, который тоже хотел исследовать здесь всё, что видел.
— Нет, — отказался Ежонков. — Может сбиться настройка. И тогда мы, во-первых, никуда не придём, а во-вторых — никогда отсюда не выберемся.
На потолке длинным монотонным рядом висели лампы дневного света, но, ни одна из них не горела, и коридор оставался тёмным. Бойцы Самохвалова прекратили «разговорчики в строю» и теперь, крадучись, пробирались у самых стен, стараясь не выдать себя шумом.