G.O.G.R. (СИ)

— Я… я… ехал по шоссе… на дачу, — выдавил Семёнов, скукожившись в углу. — И тут — грузовик… Бух! И я очнулся тут, в вашем этом… обезьяннике…

Вот, как! Выходит, что «порчу» на него навели почти полтора года назад! Как он только не свихнулся? Пётр Иванович с Сидоровым чуть не свихнулись, пока охотились за его металлоломом, чтобы вывести на чистую воду мошенника Зайцева…

— А к-который час? — простонал Семёнов, поглядев на свои руки и обнаружив, что его часы куда-то запропастились. — И… это — не моя одежда… — определил он, встав и критически рассмотрев своё тряпьё.

— Одиннадцать тридцать четыре! — подсказал Недобежкин, бросив взгляд на циферблат своих новых часов. — Только вот, годик уж десятый пошёл! — язвительно сообщил он и грозно осведомился:

— Где вы были, Семёнов??

— Ык! — икнул Семёнов и повалился на пол по второму кругу.

— «Слоников» не напасёшься! — фыркнул милицейский начальник. — Нет, вы меня достанете, и точно запихну кого-то в «слоник»… Начнём хотя бы, с тебя, Семёнов!

— Н-не надо, я вас умоляю… — пискнул из угла Семёнов, отползая дальше и дальше. — Я ничего не делал… Я просто ехал на дачу… У меня была амнезия?

— Ну, вроде того, — согласился Ежонков. — И, чтобы вылечиться от неё — вам придётся подвергнуться сеансу гипноза! — пропел «суперагент», хищно потирая ручки. — Можно, а, Васёк? — подмигнул он Недобежкину.

— Давай, — прогудел Недобежкин. — Если сможешь!

— Серёгин, подними его на нары! — распорядился гипнотизёр Ежонков. — Сейчас я распушу! Ух, распушу!

Пётр Иванович быстренько водворил дрожащего Семёнова на нары и отошёл в сторонку — чтобы самому не подвергнуться гипнозу. Милицейский начальник прошествовал вглубь камеры и уселся на соседние свободные нары. Сидоров на всякий случай приблизился к «подопытному» Семёнову: а вдруг он снова озвереет, и придётся успокоить его кулаком?

Когда Ежонков опустил Семёнова в глубины подсознания — тот замер, затих и глупо вытаращил стеклянные глазки.

— Процитируйте седьмой параграф учебника истории за пятый класс! — вкрадчиво потребовал Ежонков, прохаживаясь мимо «подопытного» Семёнова, словно академик И.П.Павлов — мимо экспериментальной собачки.

Семёнов разинул рот и начал буровить что-то про древних греков, а Ежонков так и пританцовывал, празднуя небольшую победу.

— Не говори «Гоп!», — добавил ложку дёгтя Недобежкин. — Про греков они все хорошо распространяются! А вот, что он ответит по существу — знает только конь в пальто!

— Нормальком ответит! — пообещал Ежонков и задал этот самый вопрос по существу:

— Гражданин Семёнов, что с вами случилось после того, как ваш автомобиль столкнулся с грузовиком?

Семёнов разом заглох, привалился спиною к холодной голой стенке, два разика моргнул глазиком и пространно изрёк:

— Бык-бык!

Серёгин прыснул в рукав, зная, что пушить сейчас будут Ежонкова. Сидоров хихикнул.

— Бык-бык! — повторил Семёнов, обнажая всю некомпетентность гипнотизёра Ежонкова.

— Так, — протарахтел Недобежкин, дёрнув себя за ус. — И снова у нас с тобой, Ежонков, «Бык»! Быкуешь ты, Ежонков. Сам не замечаешь?

— Память стёрта! — начал оправдываться Ежонков. — Я не могу считать то, чего нет!

— Ну, да! — съехидничал Недобежкин. — Говоришь, что ему всё отшибли, «Быка» закачали, и думаешь, что я тебе поверю? Не по зубам он тебе, Ежонков! Пойдёмте, лучше, посмотрим на Грибка!

Грибок оставался в том же состоянии, в котором пребывал уже почти что, год. Он сидел на полу, шумно хлебал растворимый суп, а когда заметил, что к нему пожаловали гости — оторвался от миски и обыденно сообщил:

— Кормёж — у!

— Ага, — кивнул Недобежкин и вытолкнул вперёд себя Ежонкова. — Давай, Гарри Поттер, колдуй!

— Ы! — взялся болтать Грибок, не выпуская миски из рук. — Видала бы меня Куздря — вся бы на слюни изошла! Она только и умеет, что грызла всем раскалывать! А так — в голове — ни бум-бум! Старушонка дура-дурой! Лет ей тридцатник, а рыльник — на все сто! Бо мутантами обжирается, пузо откормила, шо свинюка, а всё туда же — жрать ей, видите ли, нечего! Сало своё жри, Куздрёха!

— Цыц! — отрезал монолог Пётр Иванович, который видел эту «Куздрёху» своими глазами и может сказать про неё лишь то, что она уже не человек, а гуманоид.

Грибок замолчал и обиженно глянул на Серёгина из-за своей миски, мол, зачем рот затыкаешь, ментос?

— Грибок! — подбежал к нему Ежонков. — Давай, бросай хавать — буду тебя гипнотизировать!

С этими словами «суперагент» схватил пухлыми пальцами миску Грибка и начал отбирать её. Грибок ощерился, словно пёс, у которого выхватили кость, зарычал нецензурную брань, но миски не выпустил. Со львиными силой и отвагой защищал он свой «кормёж», чтобы не дай бог, Ежонков его не заглотал.

— Может быть, дашь ему поесть? — осведомился Серёгин, видя, что Грибок начинает махать кулаками и пинаться. — Потом распушишь?

— Нет, сейчас! Потом поздно будет! — кряхтел Ежонков в борьбе с Грибком. — Мне жена сказала на обед дома быть, и ещё в «Амстор» зайти за пеленгасом! Так что, сейчас!

Ежонков поднатужился, дёрнул миску на себя, и её содержимое, смачно плюхнув, выплеснулось на его недешёвый пиджак.