Бобр был в розыске, но он отчаянно плевал на этот факт и продолжал отчаянно дебоширить и нарушать закон. Увидав перед собой вместо своих людей двоих незнакомцев, Бобр застопорился посреди дороги и вперил в них изумлённый взгляд своих бандитских бесцветных глазок.
— Милиция, — прояснил ситуацию Серёгин, вынув удостоверение. — Ты, Бобр, задержан.
— Уй! — булькнул Бобр, поняв, как же неудачно он зашёл, и собрался сбежать в подъезд.
— Стоять! — крикнул Сидоров и пустился в погоню.
Перед носом Бобра выросла богатырская фигура Казаченки, и бандит застопорился, словно его внезапно закопали в пол. Двое его охранников тоже остановили движение, и к тому же — подняли руки вверх, потому что боялись завязываться с милицией. Лучше уж в обезьяннике сутки перекантоваться, нежели мотать двадцать пять лет за то, что случайно зажмурил мента. А вот, Бобр не сдавался. Он размахнулся кулаком, целясь Казаченке в глаз, но Казаченко быстренько урезонил агрессора. Его рука была заломлена за спину, а нос уткнулся в пол.
— Многовато их, — почесал в затылке Казаченко, поняв, что шесть человек в его «Жигули» не влезут.
— Половину к тебе посадим, половину — к нам, — постановил Пётр Иванович, защёлкнув в наручники руки Бобра, что были по локоть в крови невинных.
Охранники Бобра — как битые, так и небитые — пошли сами, опасаясь прибавки к сроку, самого Бобра пришлось толкать, потому, что он не хотел идти и плевался ругательствами.
— О, ещё замели, — пространно сообщил один алкаш на лавочке своим двум приятелям, и опрокинул в рот стакан горькой.
Черепаху выносили на руках — он не мог идти сам — до того жестокая истерика свалила его с ног.
Когда же все бандиты были погружены и оставлены под охраной Казаченки, Пётр Иванович и Сидоров отправились опрашивать соседей Черепахи. В двух квартирах никого не было: на звонки и стук отвечала могильная тишина. А из третьей квартиры высунулась всклокоченная башка давешнего бражника. Когда Серёгин задал этой башке вопрос о том, что произошло в квартире соседа, та раскрыла рот и обдала застойным перегаром, а так же невменяемым криком:
— Бе-е-е-е-е!
Глава 99. Там, где зимуют раки
Пока Пётр Иванович и Сидоров возились с Черепахой, с соседями Черепахи, с бритоголовым Бобром и с его охранниками, Недобежкин в поте лица проводил кабинетную работу. Ежонков и Смирнянский торчали в отделении с самого утра и уже начинали роптать, потому что проголодались и не выспались. Сонный Ежонков был обязан милицейским начальником вырывать из пустых голов Кораблинского и Семёнова крупицы ускользающей памяти. Под бдительным присмотром Белкина он «заколдовывал» то одного, то второго, заставлял их цитировать учебники, называть имена родственников и адреса школ, в которых те когда-то учились. С этими нетрудными заданиями оба справлялись на славу. Но вот, когда подходила очередь отвечать на вопросы о ГОГРе и Артерране — обоих как запирало. Оба выкатывали помутневшие глазки и тупо выплёвывали:
— Бык-бык.
Что один, что второй — даже с одинаковой интонацией, а вернее, с отсутствием последней. После трёх, или четырёх «Быков» Ежонков взвинтился и решил сделать перекур. Кофе он не пил: боялся не то угрей, не то давления. Он купил в буфете бутылочку колы и два пирожных: медуницу и корзиночку. Так и зашёл он в кабинет к Недобежкину, кусая попеременно, то медуницу, то корзиночку и с колой в кармане.
— И что мы имеем? — вещал тем временем под собственный нос Недобежкин и что-то усидчиво писал на измятом клочке тетрадного листа. — Мильтон — это не Мильтон, а в «Росси — Ойл» закрыли Донецкий филиал… Что же это такое?
— Работает кто-то по ним! — вставил Ежонков, шамкая полным ртом. — Я агент, и я знаю!
— Да кто по ним ещё может работать? — взвился Недобежкин, сминая клочок со своими записями. — Чёрт… закрутились мы в какую-то малашу — чёрт ногу сломит!
— И ни в какую не в малашу! — возразил Ежонков и откусил от корзиночки смачный кус, выпачкав нос в белый сладкий крем. — Интерпол вполне может их шустрить! Или ты, Васёк, думаешь, что никто кроме нас не знает больше о проекте «Густые облака»? вот и Мильтона им кто-то подменил, чтобы вывести на чистую воду ихние делишки с чёрной нефтью! Вот и вывели, вот и прикрыли! Я там кое-что про Филлипса подкопал — так закачаешься! Посмотрим потом, как Игорёша компы откачает!
Смирнянский имел неосторожность похвастаться тем, что разбирается в компьютерных технологиях. Вот и определил ему Недобежкин место и занятие: за компьютером, изводить проклятый кукиш. Кукиш оказался на редкость живуч. Что бы Смирнянский с ним не делал — он никак не желал изводиться, а вместо этого — мигал, менял цвет, пел песни да ещё и плевался ехидными шуточками вроде: «Нос подотри, сопляк!». Смирнянский пыхтел-пыхтел, форматировал диски, переустанавливал «Виндоус», однако ничего не добился: как только компьютеры были включены — на их экраны тут, как тут выскакивал противный кукиш.