G.O.G.R. (СИ)

А Белкин — тот, вообще, крестился, а потом — испустил невменяемый, искорёженный животным ужасом вопль и убежал куда-то по коридору.

— Белкин, Белкин, стой! — это спохватился милицейский начальник и побежал вслед за Белкиным, желая остановить его и вернуть назад. — Подожди! В эту камеру кто-нибудь заходил??

— Батюшки, батюшки… — бормотал Ежонков.

— Ну, что ты: «Батюшки, батюшки»? — ехидно передразнил Смирнянский и пихнул Ежонкова в бок локтем. — Ты у нас спец. Давай, работай!

— Да что я могу сделать, чёрт! — взвизгнул Ежонков и тоже убежал. Только этот побежал в буфет — снова напихается пирожными и будет дремать, словно сытый крокодил.

В камере Гопникова остались только хладнокровный Смирнянский, флегматичный Синицын и пойманный ступором Сидоров, который сидел на полу. Пётр Иванович переступил невысокий порожек, прошёл вглубь камеры и приблизился к нарам Гопникова. Гопникова было не узнать: лежащее на нарах тело ничем не отличалось от мумии монаха, на которую Пётр Иванович и Сидоров натолкнулись в подвале дома Гарика Белова.

— Эй, Серёгин, кто-нибудь мне объяснит, что происходит?! — это подал голос майор Кораблинский, нарушив жуткую, могильную, смертельную тишину, что повисла тут, в неподвижном влажноватом воздухе.

Да, без Белкина ему трудно помочь: будет торчать взаперти до тех пор, пока «страж ворот» не придёт в себя и не отдаст ключ.

— Прокамлался Кораблинский? — мигом оживился Смирнянский — скорее для того, чтобы сбросить с себя липкие лапы ужаса пред той странной и страшной смертью, что постигла Гопникова.

— Ага, — кивнул Серёгин. — Просится, чтобы мы его выпустили, а Белкин ключ унёс…

— Да ну его, Белкина! — плюнул Смирнянский и достал из кармана здоровенную «лошадиную» скрепку. — Сами с усами!

Это Смирнянский просто нашёл повод для того, чтобы покинуть камеру Гопникова, которая с недавних пор сделалась «комнатой страха».

Ежонков посеменил за Смирнянским, а Пётр Иванович помог Сидорову встать и вывел его под руку. Сидоров весь дрожал, словно бы сильно замёрз, и руки у него были ледяные.

— Пётр Иванович, — простонал Сидоров, ведомый по коридору за локоток. — Вы знаете…

Сидоров вспомнил своё пребывание в подземном плену в катакомбах «Наташеньки». Он сидел там в тесноватой комнатушке, и до сих пор думал, что его ни разу не выводили от туда. А вот сейчас, увидев пугающую смерть Гопникова, наверное, от пережитого стресса, начал припоминать, что нет, его выводили…

Длинный, плохо освещённый коридор, который убегает куда-то в темноту. Его стены покрыты старым, испачканным чем-то кафелем, а некоторые плитки и вовсе — отлетели и валяются разбитые на влажном полу. Вдоль стен коридора, под самым серым потолком, тянутся толстые и тонкие трубы, кое-где покрытые рыжей ржавчиной… Чем-то всё это похоже на подземные коридоры метро, только старого, давно заброшенного метро… Откуда исходит неверный дрожащий свет, что рассеивает мрачную мглу коридора, Сидоров не видит. Возможно, где-то привешена лампочка…

Высокий человек, одетый в белый халат… В такой халат, который бывает у врачей… Да, он был именно так одет — в халат — а на глазах его торчали тёмные очки. Сидоров ещё удивился тогда, зачем ему эти очки, ведь тут, в коридоре и так темно… Пальцы незнакомца — длинные, цепкие, больно впивались в руку Сидорова, он тащил его, словно буксир тащит безвольную баржу, потом — втолкнул в некую комнату, которая была освещена так ярко, что Сидоров невольно зажмурил глаза… Зажмурил, а что было потом — он не помнит, не знает… Открыл глаза уже в своём узилище. Нет, не даром этот странный человек водил его в ту освещённую комнату… Возможно, что и Сидорову тоже достался какой-нибудь ихний «образец»…

— А что если и я так же — кирдык? — пискнул Сидоров, примеряя на себя участь Гопникова.

— Не кирдык! — отрезал Серёгин. — Синицын не кирдык? Не кирдык. Карпец — не кирдык? Тоже не кирдык. Даже Кораблинский — и тот не кирдык. Так что, Санёк, не дрейфь, прорвёмся. Пошли Кораблинского выпускать.

Смирнянский ковырял совей «лошадиной» скрепкой замок в камере Кораблинского, наверное, уже минут двадцать. Он уже вспотел, начинал чертыхаться, вертел, загибал, разгибал бедную скрепку и так и эдак. Даже отломал от неё кусок… Но хитрый замок, призванный держать взаперти бандитов, не желал поддаваться взлому. Дверь оставалась задраенной, а Кораблинский выглядывал в окошко и недовольно бухтел:

— Ну и беспредел… В РОВД ключ от изолятора найти не могут… Да если бы в Ворошиловском такое было — повыгоняли бы всех к чертям!

— Чёрт! — буркнул Смирнянский, отломав от скрепки ещё один кусок. — Заело… Чёрт!

— Дай! — это вмешался Синицын и забрал у Смирнянского скрепку. — Я попробую.

— Ну, давай, Гудини! — проворчал Смирнянский и отошёл в сторонку. — А я посмеюсь.

Не прошло и пяти минут, как ловкий Синицын «уговорил» строптивый замок, и майор Кораблинский был выпущен на волю.

Смирнянский стоял в уголке, опершись плечом о стенку и, как бы, невзначай, проронил:

— СКРИПЕЛКА! — он, таким образом, решил проверить, какова будет реакция Кораблинского на сие «петушиное» слово.