G.O.G.R. (СИ)

— Ы, — пробормотал Сидоров и потащился к столу. Он хотел найти листок бумаги и свободную ручку, чтобы записать то, что увидел в своём странном сне. Стоп! А вдруг это был не сон, и эти «чуваки» ему что-то вкололи?? Нет, пускай это ему лишь приснилось! — Сидоров изо всех сил оттолкнул от себя свою страшную догадку и узурпировал первую попавшуюся ручку.

А Недобежкин, Смирнянский, Серёгин и Синицын тем временем изучали тот портрет, который «написал» майор Кораблинский. Они стояли вокруг этого клочка бумаги плотным кольцом, не пуская даже самого «художника» Кораблинского взглянуть на собственное творение.

— На «Поливаевского мужика» похож, — определил Серёгин, уловив в расплывчатых чертах корявого портрета сходство с «милиционером Геннадием», который со слов Поливаева и Ершовой выпрыгнул с четвёртого этажа.

— А по мне — так больше на Зайцева смахивает! — вставил Ежонков, впихнувшись в плотное кольцо между Смирнянским и Синицыным. — Что скажешь, Синицын? — осведомился он, повернув к Синицыну щекастое покрасневшее от «непосильного труда» личико.

— Монстр из подземелья… — прошептал Синицын. — Этот, Генрих недорезанный. Он, точно, я хорошо его видел, гада очкастого. Чтоб он провалился! — рыкнул он и стукнул кулаком по столу. — Чёрт бы его побрал!

— Вы знаете этого человека? — в конце концов, осведомился Недобежкин, сунув «новоиспечённый» фоторобот в лицо его автору, Кораблинскому.

— Ыыы, — протянул Кораблинский, рефлекторно попятившись назад. Сейчас, взглянув на настенный календарь, украдкой увидев дату на экране мобильного телефона Недобежкина, он присмирел, как-то скукожился весь, втянул голову в плечи. В гордых орлиных очах майора Эдуарда Кораблинского застыл животный страх: он понял, что два года из его жизни исчезли бесследно. И понял, наконец, что с ним произошло что-то непоправимое и страшное. Кораблинский больше не орал, что с ним творят беспредел, не обзывал никого «бандюгами», не грозился перегрызть себе вены. Он даже извинился за то, что грубил и кричал.

— Ыыыы, — повторил он, внимательно вглядываясь в эфемерное лицо, которое сам изобразил под гипнозом… — А… где вы его взяли? — неожиданно выдал он, беспокойно дёрнув плечами.

— Будем считать, что вы нарисовали его сами, когда Ежонков погрузил вас в гипноз и спросил о человеке, который пытался дать вам взятку за Рыжего, — не скрывал правды Недобежкин, положив портрет на стол перед Кораблинским. — А теперь — вы его узнаёте?

— Нууу, — неуверенно начал Кораблинский, силясь вспомнить, как же в действительности выглядел тот взяточник… Он приходил только один раз, приходил целых два года назад. Да, Кораблинский поверил теперь, что с тех пор прошло два года, а не два часа. Да, кажется, он похож на этот рисунок… Да, это он.

— Он! — расставил точки над «i» Кораблинский, распознав в фотороботе своего странного гостя.

— Ага, — кивнул Недобежкин. — Так и запишем.

— А… можно спросить? — промямлил Кораблинский и уселся на стул, как показалось Серёгину, для того, чтобы не упасть.

— Валяйте, — согласился Недобежкин, накарябав с обратной стороны фоторобота такие слова: «Артерран? Взяточник Кораблинского. Звериный гипнотизёр?».

— Что с моей семьёй? — выдавил Кораблинский, подозревая, что его странные враги могли обрушить свои «громы и молнии» на беззащитные головы его жены и маленькой дочери.

— Вы можете вернуться домой, — разрешил ему Недобежкин. — Думаю, что сейчас и вы, и ваша семья в безопасности. Ваша жена проживает у её родителей.

Кораблинский испустил вздох облегчения и опустил голову на руки, словно бы смертельно устал тащить непосильную ношу.

— Вы свободны, — пробормотал Недобежкин. — Мы больше не можем задерживать вас.

Милицейский начальник позвонил Ростиславу Кругликову — отцу Эвелины Кораблинской — и битый час уговаривал его приехать в РОВД за Кораблинским. Кругликов никак не желал поверить в то, что Кораблинский жив и изыскивал сотни тысяч причин не приезжать и десятки миллионов доказательств того, что тот, кого они «выдают за Эдуарда» — вовсе не Эдуард, а «опять какой-то бомжара подколодный».

— Нет, теперь вы мне глаза не замылите! — отрезал Кругликов. — Если Элька в стрессе — она и в чёрта сдуру поверит! Но я человек трезвый! До свидания!

Кругликов хотел было треснуть трубку на рычаг, но Недобежкин пустил в ход «тяжёлую артиллерию»:

— Сейчас, я приглашу к телефону Эдуарда Всеволодовича, и вы сами поговорите с ним.

Кругликов замолк. Минуту он чем-то потрескивал в трубке — было похоже на то, что он сосёт там на другом конце провода, чупа-чупс. А потом — он взял себя в руки, опять натянул маску непробиваемого носорога и выплюнул с явным презрением к правоохранительным органам:

— Ну-ну, зовите, поговорю… Так поговорю, что у вас у всех там уши отвалятся!

Недобежкин позвал к телефону Кораблинского и оставил его наедине с его грозным тестем. Сам же милицейский начальник вернулся к работе. А именно — заставил Ежонкова «пушить» Белкина. Белкин хотел, было, устраниться: боялся гипноза до чёртиков. Но Недобежкин пригрозил ему увольнением по статье за профнепригодность.