G.O.G.R. (СИ)

Пётр Иванович вдруг остановился. Он посмотрел вниз, на пол, и увидел, что у него под ногами валяется белая простыня. Переступив через неё, Серёгин сделал ещё несколько шагов и тут — заметил в мужском туалете уборщицу.

Уборщица сидела в ведре, за наполовину прикрытой дверью с большой синей буквой «М». Время от времени она разевала рот и испускала крики:

— Ме-е-е-е-е! Ме-е-е-е-е! Ме-е-е-е-е!

При виде этой жутковатой «картины маслом» Петра Ивановича даже затошнило. «Звериная порча» была на лицо, и она оказалась так сильна, что не позволяла уборщице даже покинуть ведро. Серёгин не вошёл, а ворвался в этот окаянный мужской туалет, спихнув с дороги дверь ногой, и тронул «болезную» уборщицу за плечо. Та истерически взмемекнула — нет, это был не человеческий голос — и повалилась на бок, опрокинув ведро. В ведре была вода, и теперь на кафельном полу образовалась разлапистая мутная лужа.

— Ме-е-е-е-е! — продолжала вещать — нет, не вещать, а верещать — уборщица, не замечая, что плавает.

— Чёрт! — чертыхнулся Пётр Иванович и метнулся на поиски других живых людей.

По обеим сторонам коридора торчали неодинаковые двери, Пётр Иванович поочерёдно дёргал за ручку каждую из них. Он на полном скаку ввалился в первую попавшуюся открытую дверь и застыл на пороге. Серёгин попал в препараторскую, и прямо перед ним на каталке под простынкою возлежал, ожидая вскрытия, некто неживой и остывший, отмеченный бирочкой на большом пальце правой ноги. Но это ничего, это в порядке вещей. Однако под пустым операционным столом сидел прямо на выдраенном с хлоркой кафеле пола вполне живой врач, одетый по-врачебному, во врачебной марлевой повязке. Сидел и, вращая нечеловечески безумными глазами, издавал такие звуки, какие мог бы издавать нестарый козлик.

Пётр Иванович медленно обогнул каталку и приблизился к врачу. Врач был слишком забацан, чтобы видеть что-либо вокруг себя, он оставался на своей волне и блеял, пялясь куда-то в космос. Серёгин не стал беспокоить врача — всё равно бесполезно. Он просто достал мобильный телефон и позвонил начальнику.

Ответ Недобежкина походил на рык изголодавшегося велоцираптора. Пётр Иванович отодвинул телефонную трубку подальше, спасая себя от глухоты на левое ухо.

— Так! — авторитетно заключил Недобежкин, когда излил эмоции. — Сейчас я приеду сюда с Ежонковым — пускай пушит этих врачей-недоучек! Я узнаю, кто его украл!

«Украл» — да, эта простая и прагматичная формулировка оказалась для Серёгина в новинку. Он поддался мистическим веяниям Сидорова и поверил в то, что этот Генрих Артерран воскрес, как настоящий верхнелягушинский чёрт… Потом он запортил «врачей-недоучек» «звериной порчей» и преспокойненько устроил отсюда ноги на все четыре стороны.

Серёгин сел около «камлающего» врача и стал дожидаться прибытия «отряда Альфа» в составе Недобежкина и Ежонкова.

— Ме-е-е-е-е! — выводил «эскулап» и не шевелился.

— Ме-е-е-е-е! — отвечала ему из коридора уборщица.

Пётр Иванович вынужденно прослушивал их «концерт» и его мозги уже порывались выскочить из черепа и присоседиться к сидящему на полу врачу…

Недобежкин и Ежонков приехали достаточно оперативно — минут за десять.

— Серёгин! — послышался в коридоре рокот Недобежкина.

— У, вот это — уделали! — оценил голосок Ежонкова. Наверняка Ежонков нашёл уборщицу.

— Я тут! — подал голос Пётр Иванович, отковырнувшись от пола и покинув врача. Врач же признаков интеллекта не подал — только взмемекнул так же, как уборщица.

Недобежкин распахнул дверь и ворвался в препараторскую, как какой-то пароход.

— Серёгин! — выдохнул он и приподнял простынку над хладным лицом ушедшего из жизни незнакомца с бирочкой. — Чёрт! — пробормотал милицейский начальник и бросил простынку на место. — Ну, что? — и вперил сверлящий взор в блеющего врача.

— Вот… — буркнул Серёгин, кивнув в сторону «попорченного» врача. — Уборщице не лучше.

— Чёрт… — повторил Недобежкин и развернул могучий корпус к двери. — Ежонков!! — призвал он психиатра. — Колеси сюда — тут у нас «козлёнок» завёлся!

Ежонков вплыл в препараторскую, не спеша и жуя пончик. У него в руке был целый пакет пончиков. «Суперагент» съедал пончик за четыре укуса и доставал следующий. Пётр Иванович сегодня только позавтракал в половине седьмого утра. Стрелка часов зашкаливала уже далеко за полдень — было часа два — но есть Серёгину почему-то как-то не хотелось: видимо, была не та обстановка.

Глянув сытыми глазами на врача, Ежонков прогулялся по препараторской, доел пончик и потянулся за следующим.

— Хватит! — осадил его Недобежкин. — Уже десятый точишь! Знаешь, что в пончиках пятьсот калорий на сто грамм??

— А когда это ты диетологом заделался? — осведомился Ежонков, глянув на начальника исподлобья. — Давай, лучше, пушить их будем, а то уже вечер! Моя жена и так думает, что я ей изменяю! А я у тебя тут воюю с козликами и с осликами!

— А твоя жена хорошо видит? — поинтересовался Недобежкин, плюясь сарказмом.

— А что? — не понял Ежонков, съедая пончик. — Серёгин, не хочешь? — он протянул Петру Ивановичу свой пакет.

— Нет, спасибо, — отказался от жирной пищи Серёгин.