G.O.G.R. (СИ)

Серёгин так и не дозвонился до Синицына, когда Генрих Артерран заставил его звонить под гипнозом. Причина была проста: Синицын решил пойти помыться в бане, ведь на «вилле» у Ежонкова ванны не водилось. Мобильный телефон он оставил заряжать батарею: забыл поставить на ночь, а утром обнаружил, что телефон рьяно просит «овса» и отказывается работать. Когда Синицын вернулся из бани чистым и радостным — телефон возвестил его о пропущенном вызове громким звуком «ПИК!». Едва Синицын взял телефон, чтобы посмотреть, кто это пытался побеспокоить его во время похода за чистотой — телефон подал голос повторно: это звонил из РОВД Пётр Иванович. Узнав о том, что произошло в отделении в то время, пока он парился в баньке, Григорий Синицын схватил ноги в руки, выкатил из гаража мопед Ежонкова и рванул туда на всех парах.

2.

Майор Кораблинский мог бы уже забыть ту жуткую, мистическую историю, которая с ним произошла. Тем более, что он не помнил ни секундочки из своей второй жизни — в образе Грибка. Покажи ему сейчас Куздрю — он только сказал бы, что она бомжиха, и не узнал бы её ни за какие коврижки. Эдуард Кораблинский уже получил новый паспорт, в суде его признали живым, и он даже вышел на работу — обратно, в Ворошиловское ОВД. На работе его все поздравляли с возвращением, устроили в его честь банкет. Жена не нарадуется, начальник выделил солидную материальную помощь… Всё нормально, всё в порядке, всё отлично… было бы, если бы Эдуарда Кораблинского ежедневно не грызла совесть. Ежедневно, ежечасно, ежеминутно, ежесекундно, всякий раз, когда он оставался один — хищная совесть подкрадывалась к нему на тигриных лапах и впивалась в горло крокодильими зубами. Вот и сейчас — Кораблинский сидел в своём кабинете, который ему вернули обратно, вспомнив про его долгую безупречную службу, а совесть не давала ему спокойно сидеть. Она басом орала в самое ухо: «Вернись к Недобежкину! Расскажи всё, что знаешь! Нет смысла отсиживаться! Хуже будет! Ты обманул, обманул, обманул!». Мягкое кресло, которое столько лет было уютным, теперь жгло огненным жаром и кололо раскалёнными иглами. Бутерброд с ветчиной застопорился поперёк горла, а кондиционер, вместо того, чтобы создавать комфортную прохладу, обдавал полярным холодом. Кораблинский был принципиальным. Принципиальным до какой-то болезненности. Он ни разу не взял ни одной взятки, не развалил и не замял ни одного дела, не отпустил просто так ни одного преступника, не упёк за решётку ни одного невиновного… Он вышел на работу в первый же день после того, как был признан живым и восстановил паспорт, потому что был уверен в том, что его священный долг — избавлять мир от гнусного гнёта поганой преступности. Работая с Никанором Семёновым, майор Кораблинский думал, что совершает героический подвиг, помогая Интерполу и выслеживая этих террористов с их биологическим оружием. А сейчас — встала парочка щекотливых вопросов: а террористы ли они? А есть ли то оружие? И — а служит ли тот Никанор Семёнов в Интерполе, или же он сам террорист???? Совесть изгрызла Кораблинского едва ли не до самых костей: Недобежкин отпустил его, практически ни о чём не спрашивая, а он, Кораблинский, просто так устранился в позорные кусты и даже не желает ничем мало-мальски помочь, словно малодушный и эгоистичный трус…

Титаническим усилием проглотив застрявший поперёк горла кусок бутерброда, Кораблинский встал из-за стола. Широкими шагами проследовал он к двери и вышел в коридор.

— Здравствуйте, Эдуард Всеволодович! — это на дороге попался трусоватый и бесполезный Карпец.

Буркнув ему:

— Привет… — Кораблинский продолжил свой путь по коридору к лифту.

3.

Недобежкин приказал Синицыну заходить к нему в отделение только через запасной выход. Синицын соблюдал это «первое правило Недобежкина», и поэтому — прокрался на задний двор Калининского РОВД, приоткрыл запасную дверь и нырнул за неё. Едва Синицын переступил порог и погрузился в прохладную мглистую сень — его схватила за шиворот железная рука. Синицын не знал, кто его схватил и поэтому — быстрым движением заломил эту руку за неизвестную спину и занёс кулак над неизвестным лицом. Противник был силён и начал вырываться, даже освободил свою руку. Получилась бы, наверное, жаркая битва, если бы в неверном свете, который струился откуда-то сверху, Синицын не различил лицо незнакомца. Мнимый незнакомец оказался Синицыну до боли знаком: начальник Калининского РОВД Василий Николаевич Недобежкин.

— Упс… — невольно вырвалось у Синицына.

— Хватит паясничать, и пошли! — проворчал Недобежкин, опуская кулаки. — У меня для тебя есть парочка вопросов!

Милицейский начальник развернул корпус и широко зашагал к лестнице, чтобы подняться к себе в кабинет. Синицын что-то пробормотал себе под нос и небыстро двинулся за ним.

Войдя в кабинет, Синицын удивился: дверь вынесена вместе с луткой, а Казаченко с Белкиным со стены обдирают обои. Недобежкин ничего объяснять не стал. Он только усадил Синицына на свободный от Ежонкова и Серёгина стул и сунул ему в руки стопку фотографий.