Гадание на яблочных семечках

В соответствии с правилами поединка, которые не раз описывались в книгах, секундант должен был признать, что противник Угнюса повержен, и все могли спокойно расходиться. Однако не признавая никаких правил, Диндерис лениво поднялся, словно сомневаясь, устоит ли на ногах, и вдруг развернулся и нанес Угнюсу удар под дых. Посчитал, что победитель уже утратил бдительность, и теперь его можно жестоко проучить. Но Угнюс предугадал и эту хитрость притворщика. Успел прикрыться и, обороняясь, заехал Дарюсу в челюсть.

Удар не был сильным, просто Диндерис широко разинул рот для устрашения врага и теперь прикусил губу и сплюнул кровью.

Рамунасу показалось, что двоюродный брат слишком уж артачится. Это переходит все границы. Так они никогда не помирятся с Дарюсом. Поэтому, стоя за спиной у Угнюса, он обхватил его сзади и крепко держал, пока Диндерис, скрежеща зубами, с силой бил его по лицу. Потом отпустил Угнюса и сказал, унимая разъяренного противника:

— Все, Дарюс, все… Один — один… Вы в расчете. Хватит!

В тот же день после обеда Угнюс отправил брату телеграмму: «ЗАВТРА ВЫЕЗЖАЮ. МОЖЕТ ПРИХВАЧУ ТУТИСА».

С Рамунасом он больше не разговаривал.

Что же делать, когда ничего нельзя поделать?

Пока Аудрюс, оседлав велосипед, колесил по коллективным садам, пока надеялся отыскать дядю Танта, он хотя бы мгновенно засыпал вечерами, валясь от усталости. Теперь же, улегшись, не знал, что станет делать завтра, неудачи заглушили последнюю надежду, а досада не давала покоя. Никогда еще он не чувствовал себя таким несчастным, таким жалким раззявой. Впору только посочувствовать ему.

Сегодня окончательно сломался велосипед. Разъезжать на нем по городу было небезопасно: отказал тормоз. Жми на педали, сколько влезет, крути их взад-вперед — велосипед как катил, так и катит себе без остановки. Был бы дядя Тант, обязательно починил.

Вчера, когда Аудрюс хотел на этом драндулете объездить вдоль и поперек один коллективный сад, где еще не успел побывать, люди приняли его за воришку, любителя чужой клубники, и забросали комьями. Угодили прямо в затылок, и там теперь огромная шишка.

Когда на днях в другом саду он спросил, — может, вы случайно знаете, где тут строят дачу Чичирки? — незнакомец ответил — знаю… У Аудрюса от радости даже во рту пересохло. Человек отсел его к своей вилле — Аудрюс затаил дыхание! — и показал на крышу, где за трубой торчал пучок пожухлой травы. Гнездо… Из него выпорхнул воробышек. Вот тебе и Чичирка!..

Аудрюс и Кастуте стали сомневаться, вдруг Чичирка и не фамилия вовсе? Может, люди их так прозвали? В телефонной книге не значилось ни одного Чичирки.

Ныло сердце, что дядя Тант не в состоянии сам навестить их. Может, забыл, где они живут и не помнит уже ни Аудрюса, ни Кастуте? А вот Аудрюс — наоборот: помнит каждое слово Танта, каждые день и час, проведенные с ним. И как же он так позорно обмишурился! Позволил, чтобы эти жулики и обманщики присвоили себе человека, словно раба какого!

Что теперь делать? Что же делать? Хоть пробей головой стену — дяди Танта не вернуть… Ни весточки, ни следа. Досада из-за собственной оплошности прямо поедом ела. А за ужином кусок в горло не лез. Чуткая Кастуте качала головой, хотела даже приложить руку ему ко лбу, но он забурчал, выкрутился — не хватало еще, чтоб она нащупала эту несчастную шишку…

Жалко Кастуте, жалко дядю Танта, жалко себя. Такая тоска, даже жить тошно. Да и что это за жизнь, раз ничего не можешь поделать…

Кастуте, наверное, услышала, как он ворочается в постели, а может, с вечера почувствовала, что ему не заснуть — неожиданно вошла с букетиком душистой ночной фиалки, которая раскрывается только ночью.

— Мне всегда так жалко ее рвать, — посетовала она, — зато я приказала — успокой ты моего Аудрюса… Когда нападает тоска, ты, детка, сразу вспомни… что на этой земле еще цветут цветы…

— На что мне они? — вздохнул он.

— Не говори так… Лучше погляди, понюхай, порадуйся хоть немного, когда уйду. Заметь, среди цветов и деревьев всегда легче. Ой, как же они успокаивают сердце! Вот и мне столько добра сделали!

— Лучше посоветуй, тетя, что делать. Как дядю Танта выручить?

— Достаточно ты уже искал-переискал, намучился… Усни, отдохни, успокойся. Теперь поступай по-другому… Ты меня послушай, я тебя научу.

Аудрюс глубоко вздохнул, втянул в себя нежный аромат ночных цветов, и горечь в душе вроде улеглась.

— Давай свет погасим, — предложила Кастуте, — чтобы они не закрылись и не потеряли запах… Когда нет того человека, которому хочешь помочь, — приговаривала она, — делай добро всем вокруг. Пожелал кому-нибудь доброго утра, показал человеку дорогу, огород полил для Кастуте — не думай, что время понапрасну потратил. Ты остаешься здесь, где нужен, а сердцем ищешь… Вот увидишь, детка, сердце, оно найдет! Поверь, успокойся и засыпай помаленьку.

Аудрюсу припомнилось, что и отец на прощание говорил приблизительно то же самое. Хотя внутри еще кипела досада, хотелось сердито возразить Кастуте, но он преодолел раздражение и ласково погладил белеющую в сумерках ее руку.