Гадкая ночь

– Судебный врач, пожилой, много повидавший на своем веку специалист, был зеленовато-бледным и осматривал тело почти нежно – в противовес той ярости, с которой избивали несчастную. «Скорая» стояла перед домом, одного из врачей рвало на траву. Ребята сделали всё, чтобы реанимировать девочку; пробовали дефибриллятор, массаж сердца… Ничего не помогло. Так называемая «детская» напоминала помойку, повсюду валялись пустые бутылки, мятые бумажные стаканчики, одноразовые тарелки с засохшими остатками еды, белье на кровати было в подозрительных пятнах…

Швейцарец замолчал, уйдя в свои мысли.

– Для начала мы задержали виновного в побоях. Им оказался отец девочки: заявился в дом, увидел жену в «неприличной позе» и выместил злость на дочери. Два месяца спустя я убил мать. Пытал ее, но не насиловал, уж слишком была омерзительна.

– Зачем мне это знать?

Бывший прокурор как будто не услышал вопроса.

– У тебя есть дочь, Мартен. И ты давно знаешь…

Не смей даже упоминать мою дочь, мерзавец…

– Что я знаю?

– Став отцом, понимаешь, как опасен окружающий мир. Ребенок делает нас уязвимыми, напоминает, какие все мы хрупкие. Взгляни на Гюстава, Мартен. Что с ним будет, если я исчезну? Умру? Отправлюсь в тюрьму? Кто будет о нем заботиться? В хорошей, благополучной семье он окажется или попадет к жестоким ублюдкам?

– Он твой сын?

Гиртман повернулся к Сервасу.

– Да, он мой сын. Я его воспитывал, видел, как он взрослеет. Ты не представляешь, какой это замечательный мальчик.

Швейцарец сделал паузу.

– Гюстав мой сын – но и твой тоже. Я растил его как своего собственного ребенка, но ДНК у Гюстава твоя.

У Мартена зашумело в ушах, горло свела судорога.

– У тебя есть доказательства?

Гиртман достал прозрачный пластиковый пакетик с прядью белокурых волос. У сыщика в кармане лежал точно такой же.

– Я ждал, что ты спросишь. Отдай это на экспертизу. Я уже сделал тест, хотел узнать, твой он сын или мой…

Гиртман помолчал.

– Гюстав… твой сын.

Ты ему нужен.

– И поэтому…

– Договаривай.

– …мы так легко нашли его… Ты все для этого сделал.

– Ты догадлив, Мартен. И чертовски хитер.

– Но не хитрее тебя, да?

– Верно. Мы давно знакомы; ты не мог не понимать, что обычно я не делаю такого количества ошибок, и насторожился.

– Я предполагал, что ты дергаешь за ниточки, чувствовал твое присутствие за спиной. И сказал себе: у кукольника свои резоны, рано или поздно он высунет нос… И оказался прав, ведь так?

– Молодец, Мартен, верно рассудил. И вот мы здесь. Что дальше?

– Все выходы из больницы охраняют полицейские. Тебе не сбежать.

– Я так не думаю. Ты меня арестуешь? Здесь? В палате моего заболевшего сына? Это моветон!

Сервас посмотрел на мальчика в тонкой пижамке: его светлые ресницы напоминали шелковистые волоски кисти художника.

Гиртман встал. Он набрал пару килограммов, что было заметно даже при высоченном – метр восемьдесят восемь! – росте. Одет швейцарец был странно – в давно вышедший из моды пуловер с жаккардовым рисунком и потерявшие форму вельветовые брюки, – но магнетизма не утратил и по-прежнему внушал страх.

– Ты устал, Мартен. Я предлагаю тебе…

– Что с ним? – перебил, не дослушав, Сервас.

– Желчная атрезия.

– Впервые слышу. Это опасно?

– Смертельно, если ничего не предпринять.

– Объясни.

– Это займет много времени.

– А я никуда не тороплюсь.

Гиртман оценивающе посмотрел на полицейского, принял решение и заговорил.

– Болезнь поражает одного ребенка из двадцати тысяч; начинается во время вынашивания. Протоки, отводящие желчь, сужаются и зарастают, а задержка желчи в печени наносит непоправимый ущерб организму. Ты, как и все, слышал о циррозе на почве алкоголизма. Так вот: застой желчи приводит к фиброзу, а затем – к вторичному циррозу, от которого и умирает ребенок.

Гиртман сделал паузу и посмотрел на Гюстава, словно нуждался в передышке, чтобы продолжить тяжелый разговор.

– На сегодняшний день причины и механизм развития атрезии желчных ходов до конца не ясны. Дети, которых она… выбирает, имеют множественные проблемы со здоровьем: они, как правило, мельче ровесников, подвержены инфекциям, плохо спят, у них хрупкий желудочно-кишечный тракт, хроническая желтуха. Тот еще букет.

Голос Гиртмана оставался бесстрастным, он всего лишь перечислял факты.

– Первое, что необходимо сделать, – это восстановить проходимость желчных протоков. Процедура называется операцией по Касаи – так зовут хирурга, который ее предложил. Омертвевший участок заменяют анастомозом – протезом – из куска тонкой кишки. Работа хирурга в данном случае сходна с трудом водопроводчика. Гюставу сделали такую операцию, успешную в одном случае из трех. Ему не повезло.

Он замолчал, и Сервасу показалось, что наступившая тишина звенит и вибрирует. Или это у меня в ушах звенит?

– Потом начинается печеночная недостаточность, и, если симптомы обостряются, возможен летальный исход.

– Есть другое лечение?

– Да. – Гиртман посмотрел Сервасу в глаза. – Пересадка печени.

Сыщик ждал продолжения с замиранием сердца.