Гала и Элюар. Счастливый соперник Сальвадора Дали

Гала вспомнила их последнюю размолвку, которая случилась у них накануне. Эжен выразил свое недовольство, мол, слишком много времени она проводит в компании Эриха Магнуса. Но разве грех в том, чтоб попрактиковаться в немецком языке и научиться танцевать кадриль? К тому же Эрих знал массу интересных вещей, собирал гербарий и своей эрудицией напоминал ей отца, по которому Гала скушала больше всего.

Неужели Эжен решил, что Эрих получает то, в чем она отказывает ему? Неужели она сама своим глупым кокетством толкнула его в постель к бывшей хористке? Или Гала ему просто наскучила? Все что угодно, только не это. Как она сможет жить, если потеряет его? Гала его боготворила. До чего же он хорош, когда солнечные блики играют на его тонком, покрытом легким загаром лице! А какие у него красивые руки, никаких заусениц, обгрызенных ногтей. Настоящая рука благородного человека. И уж, конечно, он умнее всех проживающих в санатории. Если, конечно, умом не считать способность складывать и умножать цифры, в этом мастак Эрих Магнус, и не классифицировать растения и бравировать знанием латинских названий. Эжен умел то, что никому больше не было доступно. Только он был способен к тонкому осмыслению красоты: не безыскусной красивости луговых цветов или логики геометрических формул, но оттенков смыслов слов, сотворения ярких метафор, переплетения рифм и находке причудливых аллегорий.

— Я хочу, чтобы человек становился немым, когда он перестает чувствовать, — говорил Эжен.

Гала же, наоборот, когда чувства переполняли ее, не искала слов. Ее молчание было и признанием его творческого превосходства, и мостиком к пониманию его таланта, и рукой помощи. Кто, кроме нее, так умело, почти нежно мог подстегнуть его ленивого Пегаса? Разве Эжен не благодарил ее за то, что она дает ему новые силы? Не раз он повторял, что ее лицо и тело, ее ласки и поцелуи — необходимое топливо для разжигания его вдохновения, что в ее глазах он видит отклик; если ей что-то правится, ее глаза становятся яркими и горячими, как угли костра, если неудача — будто пеплом припорошило.

А какое чувственное наслаждение он ей умел дарить! Никому и никогда Гала не смогла бы рассказать, какие глубокие чувства она испытывала, когда Эжен ласкал ее. Темный водоворот страха, который затягивал ее всякий раз, как только ее мысль сталкивалась с непостижимостью смерти, в его объятиях превращался в плавный поток неги, принятия высшего предназначения жизни — любви. Она готова была умереть ради него, вместо него. Но еще больше — она хотела жить с ним вечно.

Нет, Эжен не смел зачеркнуть все, что между ними было. Любить — единственный смысл ее жизни. Только любовь служила оправданием всего ее существования. Без любви она была лишь тенью самой себя. Но она не умела любить без ответа. Смотреть в зеркало и видеть только гладь амальгамы? Кричать и не услышать отзыва? Для чего ей дана такая гладкая, нежная, податливая на ласки кожа, если его руки не касаются ее? Зачем ей такие чувствительные губы, шея, мочки ушей; столь отзывчивое тело: груди, готовые вздыбиться сосками только от одной мысли о нем, прохладные бедра, горячее лоно? Зачем? Ответ один — только для него, для ее Эжена. Без него ее просто нет. Она — отражение его любви. Только его любовь дарует ей саму себя, через него она может узнать, существует она или нет.

Без него она не станет жить, не сможет. И если он действительно был с Маргарет, если теперь она царит в его сердце, вдохновляет его, то ей придется…

Гала вздохнула и начала раздеваться. Выпитое снотворное начинало действовать. Утро вечера мудренее. Не раз она убеждалась в правильности поговорки. Утро разрешит все сегодняшние сомнения.

* * *

Проснулся Эжен поздно. Когда спустился в столовую, Гала сидела за столом одна, по полуопустевшему столу было понятно, что их соседи уже позавтракали. Когда он отодвигал стул, Гала подняла голову, лицо — белее мела, в беглом взгляде — страх. Эжен улыбнулся — безрезультатно. С видимым спокойствием он начал завтрак. Гала попросила передать масленку, налить кофе:

— Если не трудно.

Смотреть на него она избегала. Намазала тонким слоем масла ломтик хлеба, отпила из чашки.

— Как спалось?

Она отмахнулась от его вопроса движением головы. Эжен отложил столовый прибор и, откинувшись на спинку аула, стал наблюдать, как она маленькими глотками сосредоточенно пьет кофе.

— У тебя странный вид. Ты ничего мне не хочешь рассказать? — начал он.

— Ты полагаешь, мне необходимо оправдываться?

— Нет?

Она отрицательно покачала головой.

— Может, у тебя есть что-то новенькое для меня?

— Хочешь еще кофе?

— Вчера я научилась танцевать кадриль, и… Эрих меня поцеловал.

Эжен придвинул к себе тарелку с сыром. На его лице заиграла улыбка. Лучшая тактика — выжидание. Не выдерживает тот, у кого меньше терпения. Итак, он заставил Гала оправдываться. Один ноль в его пользу.

— Сыр сегодня слишком пресный. Тебе не показалось?

— Тебе все равно?

— Почему все равно? Я предпочитаю выдержанные сыры.