Галерея аферистов

Существование Беренсона смущало и в то же время восхищало Дювина. Дювин осознавал, что если английские картины XVIII в., как правило, имеют ясный провенанс, а голландская и фламандская живопись не представляют больших проблем для эксперта, то искусство итальянского Возрождения есть поле для неограниченных спекуляций. На нем можно было сделать огромные прибыли. А Беренсон, признанный специалист по ренессансному искусству, оказывался почти бесценным достоянием в этой рискованной игре. Он мог дать экспертное заключение, способное совершенно точно превратить сомнительную картину в абсолютно осязаемые деньги. Он мог провести заслуживающую доверия атрибуцию картины автору – иногда из числа тех, что он открыл, иногда из числа тех, что он выдумал.

Однако и Беренсон нуждался в Дювине, поскольку нуждался в деньгах. Он родился в небогатой семье, а обнаружив еще в юности исключительные искусствоведческие способности, вошел в высшие круги общества, где богатство воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Для экспертов в области искусства эта последовательность событий зачастую чревата опасностью. Роковым образом сказалась на его моральном выборе и мечта во что бы то ни стало заполучить «И Татти», виллу в сердце тосканских холмов, требующую огромных затрат. Вот так Беренсон и Дювин и подписали контракт в 1906 г. Если бы Джо был склонен к самоанализу, то узнал бы в Беренсоне те качества, что были присущи ему самому: эгоизм, честолюбие, тягу к роскоши, алчность и обаяние. Однако о Беренсоне весьма проницательно высказался не Джо, а его дядя Генри, обыкновенно олицетворявший голос разума в семейной фирме Дювинов: «По-видимому, он будет нам очень и очень полезен, но советую быть с ним поосторожнее, ведь все сходятся на том, что он никогда не согласится играть вторую скрипку, но лишь быть первой, а то и вовсе дирижером. Размолвка с ним может быть опасной».

Бернард Беренсон, вновь присягающий на верность «осязательным ценностям»

Благодаря Дювину Беренсон стал очень недурно зарабатывать. Подсчитано, что за двадцать шесть лет, с 1911 по 1937 г., он положил в карман более восьми миллионов долларов, достаточно, чтобы купить и отреставрировать «И Татти», разбить при вилле регулярный сад площадью шестнадцать акров, приобрести машину, вполне соответствующую его новому статусу, и нанять дворецкого, наличие которого Роджер Фрай сухо охарактеризовал как «непременный атрибут академической жизни». В организации Дювина для защиты Беренсона предпринимались меры строжайшей секретности. Сделки, за которые Беренсон получал комиссионные, вносились в «Книгу X», подобие тайного гроссбуха, к которому имели доступ только Дювин и его правая рука Фаулз. В приходно –расходных книгах Дювина Беренсон фигурировал под кодовым именем «Дорис». Владеющие древнегреческим узнают в этом наименовании тот же корень, что и в греческом слове «взятка».

Совершал ли Беренсон мошенничество, проводя экспертизы для Дювина? Нельзя отрицать, что его атрибуции сделались куда более многочисленными в годы его сотрудничества с этой фирмой. Нельзя также сомневаться, что Беренсон со временем стал испытывать муки совести, ведь он, подобно Фаусту, заключившему договор с дьяволом, запятнал науку, которую представлял. Выдавать себя за беспристрастного судью, искусствоведа и знатока, когда в действительности вы платный защитник интересов одной из сторон, – весьма и весьма сомнительно; скрывать и втайне пытаться увеличить размер комиссионных – уже почти равносильно мошенничеству. «Я вскоре убедился, что в глазах окружающих я сродни гадалкам, хиромантам, астрологам, причем даже не тем из них, что находятся под действием самообмана, а сознательным, циничным шарлатанам», – с горечью и не совсем искренне размышлял Беренсон о своей роли на рынке предметов искусства. В другом месте он говорил об обаянии Дювина, «свойственном этому благородному пэру умении искусно навязывать свою точку зрения, не убеждая». Впрочем, и сам Беренсон зачастую слишком восторженно превозносил товар, а цветистость и вычурность языка, к которому он прибегал, расхваливая те или иные картины, Дювин считал недурным рекламным средством.