В годы, непосредственно предшествующие Первой мировой войне, на рынке предметов искусства заключались гигантские сделки. Ведущие игроки настолько уверовали в свою неуязвимость, что их самомнение уже напоминало гордыню. В 1909 г. конкурент Дювина Жак Селигманн купил в Париже роскошный дворец Пале-де-Саган, расположившись в котором стал вести свои европейские дела. Здесь он принимал американских миллионеров во время их визитов в Европу и продавал им картины. Впрочем, не только картины: Селигманн предлагал полный ассортимент предметов искусства, включая мебель, серебро, шпалеры, фаянс, золотые табакерки. Во время своих приездов в Европу Дж. Пирпонт Морган встречался в Пале-де-Саган с Жаком Селигманном, и описания их встреч, оставленные сыном последнего Джермейном Селигманом (он отказался от второго «н» в своей фамилии, приняв американское подданство), представляют собой живое свидетельство тех отношений, что связывали богатых коллекционеров с их поставщиками. С полудня они вели коммерческие переговоры и обсуждали эстетические ценности, а ближе к вечеру могли заключить сделку на полмиллиона долларов. «Великие трансакции должны сопровождаться громом и молнией, – комментирует Джермейн Селигман, – а иначе выходит как-то скучно». В 1914 г. Жак Селигманн купил коллекцию Уоллеса из дворца Багатель, даже не видя, заочно, поначалу вложив в ее приобретение пятьсот тысяч долларов. Это был огромный риск, но Селигманн знал, что ее собрал крупный коллекционер лорд Хертфорд, а когда Селигманн отправился посмотреть ее на рю Лаффитт, оказалось, что она ничем не уступает той, что ныне известна нам как собственно лондонская коллекция Уоллеса. В последнее предвоенное лето Селигман перевез все входящие в нее предметы в Пале-де-Саган и сумел продать многие сокровища Фрику и другим известным коллекционерам.
Начало XX в. также было золотым веком для американской плутократии. Каковы же были люди, сделавшие сказочные состояния и, естественно, представлявшие желанных клиентов для Дювина и других известных торговцев искусством? Поведение и честолюбивые устремления богачей мало меняются с годами. Однако магнатов начала XX в. характеризовала одна специфическая черта: смотреть на них было малоприятно. Возможно, главное различие между современными богачами и их предшественниками сто лет тому назад заключалось в том, что нынешние плутократы, даже мужчины, не жалеют усилий, чтобы сохранить молодость и улучшить внешность. Они активно прибегают к помощи ботокса, пластической хирургии, к окраске и пересадке волос, чтобы поправить ущерб, нанесенный коварной природой, замедлить течение времени и внушить окружающим мысль, будто богатым в наши дни по карману все, даже вечная юность. В Америке 1900 г. никого не заботил подобный вздор. Бенджамин Олтмен, Генри Клей Фрик, Пирпонт Морган, Питер Оррел Браун Уайденер, Коллис и Генри Хантингтоны были людьми неотесанными и грубыми, но верующими в преображающую силу искусства. Все они начинали с нуля и всего в жизни добились сами: Олтмен сделал состояние в сфере универсальной торговли, Фрик – в сталелитейном бизнесе, Морган – в банковском деле, Уайденер – в торговле мясом, а Хантингтоны – на строительстве железных дорог. Все они тщились предстать в глазах общества как можно более утонченными, и то видение искусства, что предлагал им Дювин, казалось им чрезвычайно соблазнительным. Искусство позволяет искупить грехи, внушала потенциальным покупателям Мэри Кассатт, художница, превратившаяся в консультанта коллекционеров. Она беспощадно терзала своего клиента Джеймса Стилмана. Стоя перед картиной Веласкеса, она повторяла ему: «Купите этот холст, неужели не стыдно быть таким богатым? Он спасет вас, с ним вы искупите часть грехов!»