Гамлеты в портянках

С того памятного наряда отношения между Герцем и тувинцами изменились. Как и раньше, Александр продолжал восхищаться простотой степняков, их доверчивостью, открытостью, смелостью и верностью, но уже тайно. Он перестал кидать им леща, боясь выхода на свободу нацистского зверя, который был безобразен и дик в них, симпатичен и цивилизован в нём самом. Герц и тувинцы как бы признали, что в них живёт чудовище, которое в силу многих причин пока нельзя уничтожить, но можно и нужно держать на цепи. Более того — этот враг неожиданно стал их общим союзником, как он может стать союзником для любого нормального человека. Это случилось как-то само по себе. Постоянное присутствие дьявола расовой нетерпимости при пересечениях по службе заставляло обе стороны встряхиваться и перенастраиваться на ярко выраженный осторожный, тёплый и бережный тон. И здесь не было ничего искусственного, а только естественное желание объединения против могущественного неприятеля. Такие взаимоотношения были первым этапом в зарождении крепкого союза между большим и малым народами. Герц и тувинцы продолжали с радостью общаться, но в разговорах между собой они прекратили говорить первое, что приходило им в голову, как это делают близкие друзья. Не друзьями, а дорогими гостями в душах друг у друга стали солдаты. Уважение и радушие, которые парни неизменно выказывали друг другу на службе, в конечном итоге должны были сломать стену между ними и после более подробного обоюдного изучения привести, как минимум, к крепкому товариществу.

— Я ничего не знаю, — ужасался сам себе Герц. — Как же так, что я многое знаю, о многом имею общее представление, а о тувинцах, рядом с которыми, может быть, завтра придётся сражаться на поле боя, не могу сказать ничего, кроме того, что они кочуют в степи, пасут скот и любят мясо? Чему нас учат в университетах? Чему!? Завтра Куулар вынесет меня из-под огня, поделится последней коркой хлеба, как сейчас последней конфетой, и люди попросят меня: «Расскажи нам о Кууларе».

Ну что я им расскажу? Что Куулар — это славный тувинец, который любит мясо? Да, вот, в принципе, и всё. А потом мне станет стыдно, и я начну лихорадочно уточнять: «Говядину любит, баранину, конину, верблюжатину вот ещё». «Какое ещё мясо? — спросят люди. — В какой среде воспитывался человек, который вынес тебя из-под огня? Как на тувинском будет «любовь», «счастье», «седло», «звёздное небо», «копыто», «самоотречение»? О чём он думал, когда сидел на коне в степи и наблюдал за своими стадами? Как звали его родителей, братишек, сестрёнок, собаку, друзей?» Что тут ответишь? Он плохо знал русский, но не умел говорить о своём прошлом даже на тувинском.

Кто же мог предположить, что человек, — произносивший «доброе утро, Герц», «на мою иголку, подшейся», «есть курить?», «а в Туве сейчас праздник», — вынесет меня с поля боя с тем же бесстрастным лицом, с каким во время обеда говорил: «Мяса бы сейчас»? Ещё не вынес, а я уже уверен на сто процентов, что вынесет… вынесет даже такого невыносимого человека, как я. Это недопустимо, что мы проходим в школе математику, штудируем в университетах «Римское право», но нигде и никогда не касаемся тувинцев, с которыми завтра пойдём на смерть. Не с косинусами же пойдём! Не с валовым же внутренним продуктом!

Батарея ненавидит тувинцев, считает, что они в любую секунду могут убить, а это не так. Будь с Доржу или Кужугетом простым, прямым, честным, и ты заслужишь их уважение. Не знаешь особенностей какого-нибудь народа — вооружись этими качествами и будешь жить спокойно. Не владеешь языком, на котором говорит человек рядом с тобой, молча поступай с ним так, как хочешь, чтобы он поступал с тобой. Так заповедано. Нет ничего проще и одновременно нет ничего сложнее, чем вернуться к этим универсальным реликвиям человеческих взаимоотношений.

Боже, как сложно нащупать то, что называется тувинским менталитетом. Спрашиваю у Куулара: «Как вы относитесь к женщинам?» Он отвечает: «Как понять?» Я: «Вообще к женщинам». Он: «Нормально». Что тут выяснишь? Что поймёшь? А ведь у него в голове «Война и мир» об отношениях полов, которые ещё и не так-то просто озвучить, ведь там тонкость на тонкости сидит и тонкостью погоняет. Тувинцы — степные ветры, которые нельзя увидеть, а можно только научиться чувствовать кожей их температуру, силу и направление.

— Правее, Серен-Оол, — произнёс Герц на тувинском языке.

— Хорошо уже говорит, — подумал Куулар, но на русском языке, однако, спросил: «Как это называется, когда ещё плохо на нашем говоришь?»

— Акцент.

— Вот ты пока с акцент говоришь, постарайся без акцент.

— Постараюсь.

— Почему на своём отвечаешь? Я же тебе по-русски говорю, а ты должен отвечать по-тувински.

— Я не знаю слово «постараюсь».

— Я твоё слово «постараюсь» знаю, а ты моё слово «постараюсь» не знаешь.

— Я ведь только учусь, Серен-Оол.

— Плохо пока учишься. Как в Туве говорить будешь?

— Так я к вам пока не собирался вроде.

— Как?! — удивился Куулар. — Я же тебя пригласил.

— Когда это?! — поразился Герц. — Я что-то не припомню.

— Сейчас. А ты опять не понял.