Гамлеты в портянках

— Спасибо, — произнёс Герц на тувинском и снова перешёл на русский: «Я постараюсь».

— Пожалуйста, — ответил Куулар на русском и продолжил на тувинском: «Постарайся, постарайся».

— Что ты сейчас сказал? — спросил Герц.

— Подумай.

— Приезжай, приезжай?

— Нет.

— Давай, давай?

— Нет.

— Друг, друг?

— Правильно, Герц, только я сказал: «Постарайся, постарайся».

Несмотря на то, что Герц обещал быть старательным в изучении языка, он не только не работал над произношением, но даже намеренно коверкал слова. Тут была военная хитрость. Александр как бы давал понять Серен-Оолу следующее: я командую тобой на выравнивании полос, а ты рулишь мной в освоении тувинского; мы равны и главного, как видишь, среди нас нет.

Когда полосы на одеялах и душки коек превратились из зигзагов в прямые линии, Герц подозвал Куулара и попросил его навести критику.

— На предпоследней и последней кровати пошло косо, — изрёк Серен-Оол. — Ладно, сойдёт. Поворот плавный, почти хорошо.

— Да, с пивом потянет, — согласился Александр. — Отклонение станет заметным за территорией части, где за плохое качество уже не получают по роже.

Герц подошёл к тумбочке. Открыв верхний ящик, он вспомнил о друге Павлушкине, которого отправили на уборку снега.

А как не вспомнить, когда твой отдел отражается в отделе товарища, как в зеркале?! Армия тем и хороша, что она быстро делает незнакомых людей любящими или нелюбящими друг друга братьями помимо воли каждого отдельного человека. Казалось бы, какая глупость, что туалетные принадлежности Павлушкина и Герца лежали в одинаковом порядке и копировали друг друга до мелочей? Между тем в чётком представлении о том, где, как, когда и в каком количестве должна храниться и использоваться каждая армейская вещь, сокрыта такая глубина, что, погрузившись в неё, автор боится, что может не всплыть.

В сложной системе армейских координат солдатам требовался прочный фундамент, который позволял бы им начинать день не с нуля, а хотя бы с нуля целой одной десятой. Курсанты иной раз такое переносили на службе, что им мнилось, что весь мир против них. Однако, как бы раздавлен, запуган и измотан ни был, например, Герц, — он твёрдо знал, что у него есть незыблемая основа, на которой всё можно построить заново. Это приносило относительное спокойствие.

Что бы ни случилось, Александр не сомневался, что… Что при пробуждении первым увидит Илью. Что зубные щётки в их отделах лежат не только в строго определённом месте, но и обязательно ворсом к небу. Что на построении Павлушкин будет стоять слева и так далее.

— Чтобы завтра в окопах действовать слаженно и быстро, мы должны научиться думать ни о чём другом, как об одном и том же, — размышлял Герц. — Жёсткий распорядок дня, армейские нормы и правила, от которых мы не можем отклониться ни вправо, ни влево с первых дней службы направили наши мысли в одном направлении. Система научила нас думать об одних и тех же вещах, пусть даже ненужных и глупых, но об одних и тех же, чтобы не произошло выпадения из обоймы. И это правильно при всех издержках казёнщины, рутины, однообразия и несвободы. Нас временно учат выживать и убивать, а не жить и созидать. Теперь я с львиной долей уверенности могу сказать, что в предполагаемом бою Павлушкин поведёт себя так, а не иначе, потому что он приучен укладывать мыльно-рыльные принадлежности только так, а не иначе. Как и я. Как и все мы.

Наведение порядка в расположении продолжалось. Герц взял два деревянных табурета и занялся построением прямых углов на боковых сторонах матраца. Операция по ликвидации покатостей называлась отбивкой. Александр не дружил с геометрией, он имел с ней товарищеские отношения на рыхлую четвёрочку.

Учительнице по математике, — которая сумела вдолбить Герцу, что прямые углы пригодятся в жизни, — наверное, было бы приятно узнать, что, благодаря её радению, сержантские кулаки в армии чешут Александру бока не каждый день, а по графику «сутки через трое».

Подперев сидушкой одного табурета бок матраца с такой же силой, с какой оглоблями и брёвнами защитники древних городов подпирали крепостные стены, — Герц поставил второй табурет верх ногами на середину матраца и медленно повёл его к краю койки.

В это время до слуха Александра донеслись аплодисменты, которые парень с первых дней в армии окрестил рукоплесканиями солдат Урфина Джуса. Хлопки, раздавшиеся в казарме после столкновения полированных табуретов друг с другом под прямыми углами, возвестили сержантскому составу артиллерийской батареи, что матрацы с натянутыми на них одеялами начали принимать строгую форму сигаретных пачек. Заправка коек под аплодисменты вошла в стадию завершения.