Гамлеты в портянках

— Брат, я бросил курить за день! Я сказал тебе: «Я бросил курить!» Я научился не курить за день! Нет, я научился не курить за минуту, потому что, когда я сказал «Я бросил курить», — я уже не курил! Ты же видишь — я не курю! Если я курю, скажи «Ты куришь, брат», и я дам твоему Герцу тыщу лет! Миллион лет дам!

— Тут другая ситуация.

— Какая ситуация!? Батя на плацу!.. У моей тёлки есть подруга, кстати. Она твоя!

— Спасибо, конечно, но это не поможет.

— Когда ты был «духом», а я «слоном», я вещи делал для тебя, красиво делал! Заставь Герца, делай, чё хочешь, мне по фигу!

— Ты не понял.

— Это ты не понял! Я влюбился! Я жить без неё не могу, жрать не могу, я курить без неё хочу! И я закурю сейчас!.. Оди-и-и-ин!

Услышав приказ, батарейцы закрутили головами, как локаторными установками, определяя местоположение замкомвзвода.

— Сука, один! — повторил Саркисян.

— В курилке. Злой, — вспыхнули две красных лампочки в мозгу стоявшего в последней шеренге курсанта Колпакова, круглоголового, женоподобного и неторопливого, но всё успевавшего парня. — И он побежал за угол.

«Фейерверкеры» выдохнули. Те, кто любил Колпакова, с почестями возложили мысленные венки на место в шеренге, где он только что стоял. Те, кто его недолюбливал, отделались чётным числом одуванчиков — не миниатюрными копиями подсолнухов, а обгрызенными серыми глобусами, с которых под порывами ветерка десантировались две трети парашютистов.

Кстати, Колпаков жив и здоров. Мы с ним земляки, читатель, и буквально вчера разговаривали по телефону.

— Лис, чё там в Абакане творится? — спросил он. — Ни фига СаШа (Саяно-Шушенская ГЭС) дала!

— Чё, чё — бегут, — ответил я. — Хлебом, спичками, мылом затариваются и ноги делают. На заправках — очереди.

— Через нас бегут. Я с напарником на смене, запарился уже (Колпаков работает в ГИБДД). Чё по телеку толмачат?

— Тело плотины не задето.

— По любой — врут. Думаешь, приплыли?

— Говорят, что нет.

— Ага, как с Чернобылем. Но пусть лучше врут, — согласен? Я бы врал, чтоб без паники, а то вообще, — да?

— Да, так лучше… Колпак, ты разговорам по сотовым не верь. Всё равно никто толком ничего не знает.

— Я и не верю. Чё мне верить, если я до тебя кое-как дозвонился. Перебои. Вся Хакасия на трубках… Чё думаешь делать?

— Остаюсь в городе.

— Я тоже. Жену с ребёнком сплавлю, а сам останусь.

— Уж не мародёром ли? — рассмеялся я.

— Им самым, — расхохотался в ответ Колпаков. — Буду, как дед Мазай, зайцев в магазинах ловить и сажать.

— В лодку?

— Туда, туда.

— Блин, опять понаплыли тут. Как саранча. Заколебали уже.

— Чё злишься-то? Работы привалило?

— Да не работа! Чё бегут-то так?

— Детей спасают, чё.

— Тут до фига, кто себя спасает! Как будто ценные весь п…ц!

— Ну и чё такого?

— Да ни хрена! Ты их лица видел?

— Ну видел и чё?

— Ты уверен, что у нас всё нормально с такими лицами? Такие все маленькие, скукоженные лица у баб. У мужиков такие же, только с понтом на спасателей семей. Смазанные у них лица сегодня, никакие. У всех сотовые в руках. Типа, мы тут не тупо бежим, а бежим, владея последней информацией, хотя никто ничего не знает путём. Типа, это подвиг — бежать с последней информацией! А если б знали, чё почём, ещё хуже было бы! Начали бы глотки друг другу грызть за место в шлюпке! Они не достойны информации. Никто! Ни жить, ни умирать, ничего толком не умеем, всё через одно место. Хрен им всем! Выстоит СаШа. Ради того только, чтобы нам всем стыдно было.

— Уверен.

— Отбой, Лис.

— Отбой.

В общем, от женоподобного, мягкого, уравновешенного и сдержанного Колпакова, которого я знал в части, не осталось и следа.

Войдя в поворот юзом, Колпаков почувствовал мягкий и пушистый удар в лицо. Это была шапка заждавшегося Саркисяна.

— Кузя, ты посмотри на них, — начала закипать армянская кровь у омича во втором поколении. — Они медленнее черепах! Пока он прибежал, прошла зима, весна, осень, лето. Я успел вспахать огород, посадить картошку, протяпать её, окучить и вырыть. И тут является Колпак на всё готовенькое! Является пожрать!

— Армян, ну чё ты как маленький?

— Я для них всё, а они для меня — ничего, — обиженно произнёс Саркисян, на сто процентов уверенный в том, что он действительно для них всё, а они для него — ничего.

— Товарищ старший сержант, рядовой Колпаков по Вашему приказу прибыл, — тихо напомнил о себе Колпаков.

Кузельцов произвёл резкое движение головой в сторону, какое делает футболист в борьбе за поданный с углового удара верховой мяч. Это могло означать только одно: забейся куда-нибудь, Колпаков.

После красноречивого жеста Кузельцова курсанта сдуло из курилки волшебным ветром. Стихия была необычайно сильной и попутной. Видно, происходила она от того шторма, который помог Колумбу открыть Америку, или же того урагана, который опустил домик Элли на голову Гингемы. Словом, пронеся Колпакова на север метров шесть с половиной, ветер резко принял вправо, на Японию (по-научному повернул на восток), и доставил курсанта на его место в шеренге, засыпанное мысленными венками и одуванчиками.