Ган Исландец

Говоря это, узникъ закрылъ лицо руками и изъ старой груди его вырвался глубокій вздохъ.

Этель, понимавшая въ разговорѣ только то, что печалило ея отца, попыталась его развлечь.

— Батюшка, посмотрите-ка: тамъ, на сѣверѣ, блеститъ огонекъ, котораго я до сихъ поръ ни разу не примѣчала.

Дѣйствительно, окружающій ночной мракъ позволялъ различить на горизонтѣ слабый отдаленный свѣтъ, который, казалось, находился на какой то далекой горной вершинѣ.

Но взоръ и мысли Шумахера не стремились безпрестанно къ сѣверу, какъ взоръ и мечты Этели. Онъ ничего не отвѣчалъ ей и только одинъ губернаторъ обратилъ вниманіе на слова молодой дѣвушки.

Быть можетъ, — подумалъ онъ, — это костеръ разведенный бунтовщиками.

Эта мысль снова напомнила ему цѣль его посѣщенія и онъ обратился къ узнику:

— Господинъ Гриффенфельдъ, мнѣ прискорбно безпокоить васъ; но вамъ необходимо подчиниться…

— Понимаю, господинъ губернаторъ, вамъ недостаточно того, что я томлюсь въ этой крѣпости, обезславленный, покинутый всѣми, что въ утѣшеніе остались мнѣ лишь горькія воспоминанія о бывшемъ величіи и могуществѣ, вамъ понадобилось еще нарушить мое уединеніе, чтобы растраивать мою рану и насладиться моими страданіями. Такъ какъ благородный Левинъ Кнудъ, котораго напомнили мнѣ черты вашего лица, такой же генералъ какъ и вы, я былъ бы счастливъ, если бы ему порученъ былъ занимаемый вами постъ. Клянусь вамъ, господинъ губернаторъ, онъ не рѣшился бы тревожить несчастнаго узника.

Въ продолженіе этого страннаго разговора, генералъ нѣсколько разъ намѣревался уже объявить свое имя, чтобы прервать его. Послѣдній косвенный упрекъ Шумахера отнялъ у него послѣдній остатокъ рѣшимости. До такой степени согласовался онъ съ внутренними убѣжденіями генерала, что послѣдній устыдился даже самого себя.

Тѣмъ не менѣе онъ пытался было отвѣтить на удручающее предположеніе Шумахера. Странное дѣло! Только по различію ихъ характеровъ, эти два человѣка взаимно помѣнялись мѣстами. Судья принужденъ былъ нѣкоторымъ образомъ оправдываться передъ обвиняемымъ.

— Но, — началъ генералъ: — если бы этого требовалъ долгъ службы, не сомнѣвайтесь, что и Левинъ Кнудъ…

— Сомнѣваюсь, достойный губернаторъ! — вскричалъ Шумахеръ: — не сомнѣвайтесь вы сами, чтобы онъ не отвергъ, съ своимъ великодушнымъ негодованіемъ, обязанность шпіонить и увеличивать мученія несчастнаго узника! Полноте, я васъ слушаю. Исполняйте то, что называете вы вашимъ долгомъ службы: что угодно отъ меня вашему превосходительству?

Старецъ съ гордымъ видомъ взглянулъ на губернатора, всѣ принятыя намѣренія котораго пошли прахомъ. Прежнее отвращеніе проснулось въ немъ, проснулось на этотъ разъ съ непреодолимой силой.

— Онъ правъ, — подумалъ губернаторъ: — рѣшиться тревожить несчастнаго изъ за пустаго подозрѣнія! Нѣтъ, пусть это поручатъ кому нибудь другому, а не мнѣ!

Быстро послѣдовалъ результатъ этихъ размышленій; онъ приблизился къ удивленному Шумахеру, пожалъ ему руку и, поспѣшно выходя изъ комнаты, сказалъ:

— Графъ Шумахеръ, сохраните навсегда уваженіе къ Левину Кнуду.

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

XXV

Путешественникъ, который въ настоящее время захотѣлъ бы посѣтить покрытыя снѣгомъ горы, опоясывающія Сміазенское озеро подобно бѣлому поясу, не найдетъ и слѣда того, что норвержцы семнадцатаго столѣтія называли Арбарскими развалинами. Никогда не могли узнать въ точности, отъ какого человѣческаго сооруженія, отъ какого рода постройки произошли эти руины, если можно имъ дать это названіе.

Выйдя изъ лѣса, которымъ поросла южная сторона озера, миновавъ отлогость, усѣянную тамъ и сямъ обломками скалъ и башенъ, очутишься передъ отверстіемъ сводчатой формы, ведущимъ въ нѣдра горы. Это отверстіе, теперь совсѣмъ засыпанное обваломъ земли, служило входомъ въ родъ галлереи, высѣченной въ скалѣ и проникавшей насквозь черезъ всю гору.

Эта галлерея, слабо освѣщаемая черезъ коническія отдушины, продѣланныя въ нѣсколькихъ мѣстахъ въ сводѣ, примыкала къ продолговато-овальной залѣ, наполовину высѣченной въ скалѣ и оканчивающейся каменной циклопической постройкой. Въ глубокихъ нишахъ вокругъ залы виднѣлись гранитныя фигуры грубой работы. Нѣкоторые изъ этихъ таинственныхъ идоловъ, упавшіе съ своихъ пьедесталовъ, въ безпорядкѣ валялись на плитахъ среди прочихъ безформенныхъ обломковъ, заросшихъ травою и мохомъ, въ которомъ шныряли ящерицы, пауки и другія отвратительныя насѣкомыя, водящіяся на землѣ и въ развалинахъ.

Свѣтъ проникалъ сюда только черезъ дверь, противоположную входу въ галлерею. Дверь эта имѣла съ одной стороны стрѣльчатую форму, грубую, неопредѣленную, очевидно случайно приданную ей архитекторомъ. Хотя она начиналась отъ пола, ее скорѣе можно было назвать окномъ, такъ какъ она открывалась надъ глубокой пропастью; неизвѣстно куда могли вести три или четыре уступа, нависшіе надъ бездной снаружи и подъ описанной страшной дверью.