Ганнибал

Во время второй трапезы свиньи выгрызут его внутренности, съедят брюшину и лицо — все в течение одного часа: самые крупные кабаны и супоросая самка, наевшись, отступят, и вторая волна подкатится, чтобы довершить начатое. Впрочем, к тому времени самое забавное уже все равно будет позади.

Глава 65

До сих пор Барни не приходилось бывать в амбаре. Он вошел в боковую дверь, расположенную под рядами кресел, с трех сторон окружавших демонстрационную арену. Пустая и замолкшая, если не считать воркования голубей на стропилах, арена все равно сохраняла атмосферу некоего предвкушения. За кафедрой аукционера простирался огромный амбар. Широченные двустворчатые двери открывали путь в крыло, где располагались стойла и хранилище конской сбруи.

Услышав голоса, Барни крикнул:

— Привет!

— Мы в хранилище, Барни, давай к нам, — ответил ему глубокий, низкий голос Марго.

Хранилище оказалось светлой, веселой комнатой, она была увешана сбруей, изящного силуэта седлами и другими предметами шорного искусства. Пахло кожей. Теплые солнечные лучи, усиливая запах кожи и сена, лились в комнату сквозь пыльные стекла окон, поднятых высоко, под самый свес крыши. Открытый чердачный настил с одной стороны комнаты переходил в сеновал амбара.

Марго развешивала недоуздки и укладывала на место скребницы. Волосы ее были светлее соломы, а глаза — синее, чем штамп санинспекции на мясной туше.

— Здрасьте, — произнес Барни, остановившись в дверях. Он подумал, что помещение выглядит чуть слишком театральным, декорацией для детей, приходящих в гости. А высота комнаты и падающие сквозь высоко поднятые окна лучи делали ее похожей на церковь.

— Привет, Барни. Потерпи малость, минут через двадцать сможем приняться за еду.

С чердака послышался голос Джуди Ингрэм:

— Барни-и-и! Доброе утро. Подожди, вот увидишь, что у нас приготовлено к ланчу! Марго, хочешь, попробуем поесть на воздухе?

Марго и Джуди взяли себе в обычай каждую субботу тщательно чистить разномастных толстеньких шетландских пони, которых держали для катания детей, приходивших в поместье. Поэтому они всегда приносили в амбар корзинку с едой.

— Давай выйдем на южную сторону амбара, на солнышко, — предложила Марго.

Казалось, обе они слишком уж щебечут. Человеку с больничным опытом Барни обычно известно, что излишний щебет ничего хорошего адресату такого щебета не сулит.

Над хранилищем возвышался конский череп, водруженный на стену чуть повыше человеческого роста, в уздечке и шорах, задрапированный в жокейские цвета Верже.

— Это Флит Шэдоу, он выиграл скачки в Лоджполе, в 1952 году. Единственный победитель из всех скаковых лошадей отца, — сказала Марго. — Папочка был слишком скуп, чтобы потратиться на чучело. — Она подняла голову и посмотрела на череп. — Сильно смахивает на Мэйсона, верно?

В углу комнаты была печь с принудительной тягой, рядом стояли мехи. В печи горели угли — Марго разожгла небольшой огонь, помещение выстыло за ночь. На огне грелась кастрюля с чем-то, что пахло как суп.

На верстаке лежал полный набор инструментов коновала и орудий для ковки коней. Марго взяла кузнечный молот с короткой ручкой и тяжелым бойком. С мощными руками и широкой грудной клеткой, Марго и сама могла бы сойти за кузнеца или коновала с необычно заостренными грудными мышцами.

— Не бросишь мне потники? — крикнула сверху Джуди.

Марго подобрала с полу сверток свежевымытых потников и одним размашистым движением мускулистой руки забросила их наверх.

— Порядок! Я только помоюсь и пойду достану все из джипа. Еда — через пятнадцать минут, идет? — сказала Джуди, спускаясь к ним по приставной лестнице.

Барни, почувствовав, что Марго пристально за ним наблюдает, не стал и пытаться получше изучить задницу Джуди.

В комнате лежали тюки спрессованного сена, укрытые сложенными попонами. Они служили здесь сиденьями. Марго и Барни удобно уселись.

— Ты не застал наших пони. Их отвезли в Лестер, в конюшни, — сказала Марго.

— Я слышал утром грузовики, — ответил Барни. — С чего это вдруг?

— Мэйсоновы дела.

Молчание. Им всегда было легко молчать друг с другом. Но не в этот раз.

— Ладно, Барни. Бывает, что доходишь до какого-то предела, когда уже нельзя больше говорить, если не можешь сделать что-то определенное. Так с нами и происходит, верно?

— Ну да. Когда роман или еще что-то в этом роде.

Неловкая аналогия повисла в воздухе.

— «Роман!» — сказала Марго. — У меня для тебя в запасе такое, что в тыщу раз лучше всякого романа. Понимаешь, о чем разговор идет?

— В основном, — ответил Барни.

— Но если бы ты решил, что сам не станешь этого делать, а это все равно бы случилось, ты ведь знаешь, что не сможешь повернуть на сто восемьдесят градусов и устроить мне тут что-нибудь вроде маленького шантажа? — Говоря это, она постукивала молотком по ладони — видимо, в рассеянности — и пристально глядела на Барни синими глазами мясника.

Барни за свою жизнь насмотрелся разных физиономий и остался в живых потому, что научился читать выражение, на них написанное. Он понимал — Марго говорит правду.

— Знаю.