Ганзейцы. Савонарола

Чезаре Борджиа отличался представительной наружностью и гигантской силой. Благодаря испанскому происхождению фамилии Борджиа в Рим внесено было много новых обычаев. Между прочим, введён был здесь и бой быков. На огороженной со всех сторон площади перед Ватиканом Чезаре убил однажды шестерых разъярённых быков, против которых он сражался верхом на лошади. Первому из них он отрубил одним ударом голову и привёл этим в удивление весь Рим. Но кроме физической силы Чезаре настолько же прославился своей необузданностью. Так, например, он возненавидел поверенного своего отца, Пиеретто, и заколол его под мантией папы, где тот искал спасения, так что кровь брызнула в лицо его святейшества.

Папа всегда обращал особое внимание на слова Чезаре, который, пользуясь этим, дал лукавый совет своему отцу пожертвовать всем, чтобы, по крайней мере в глазах света, сохранить своё папское достоинство. Вследствие этого переговоры с неприятелем приняли миролюбивый характер, и были выработаны условия, на которых решено было заключить мир. Король дал торжественное обещание обращаться с папой как с другом и союзником и поддержать всеми способами его папский авторитет, но при этом требовал сдачи важнейших крепостей и сверх того, чтобы Чезаре Борджиа в продолжение четырёх месяцев находился при французской армии в качестве заложника. Все эти условия были приняты.

Затем папа покинул замок св. Ангела и отправился в Ватикан, где король Карл VIII должен был предстать перед священным главой церкви.

Этот приём был устроен со всей пышностью, какую только мог позволить себе папский двор. Король и все его придворные собрались в большой зал Ватикана. Вслед за тем появились кардиналы в полном составе и весь придворный штат папы, после чего камфарии внесли на плечах Александра VI на великолепном позолоченном кресле, в папском облачении, с драгоценной тиарой на голове. По обеим сторонам слуги несли огромные опахала из павлиньих перьев. Когда камфарии опустили папское кресло и поставили под балдахином, подошёл король и, преклонив колена, поцеловал ногу папы; его примеру последовала вся свита, состоявшая из знатнейших рыцарей. Два духовных лица, находившихся в свите короля, и епископ д’Амбуаз поднесли папе кардинальскую шапку, после чего присутствовавший при этой церемонии нотарий составил о ней подробный акт.

Таким образом, папа внешне снова достиг своей полной духовной власти, а Чезаре Борджиа, который больше всего способствовал мирному соглашению между папой и королём, получил возможность изучить вблизи военное искусство французов в продолжение тех месяцев, когда он оставался в их войске в качестве заложника.

Французы, как мы упоминали выше, почти беспрепятственно переходили с одного места на другое, так что к ним можно было вполне применить насмешливое замечание папы Александра VI, что «они победили Италию мелом и деревянными шпорами». Действительно, везде, где появлялись французы, они делали значки мелом на домах и магазинах с провиантом, а солдаты, угоняя лошадей и мулов, за неимением металлических шпор привязывали к пяткам куски дерева.

Единственно, что смущало все партии и ставило их в затруднительное положение, — это был недостаток в наличных деньгах, вследствие чего лихоимство более чем когда-либо процветало в Италии.

Евреи благодаря своей осторожности и умению пользоваться обстоятельствами устраивали выгодные сделки, давая деньги взаймы под высокие проценты. Богатство их могло вдесятеро увеличиться по окончании войны, но, пока неприятель был в стране, они находились под гнетом вечного страха, что какой-либо партии вздумается поднять вопрос об изгнании их из страны с целью отнять у них всё имущество. Поэтому ввиду своей личной безопасности они были постоянно настороже и приняли все меры, чтобы шпионы или изменники не прокрались в их жилища с целью собрать сведения о скрытых в них сокровищах.

Раз вечером, в пятницу, вскоре после прибытия французов в Рим, появился пожилой человек у железных ворот гетто и просил впустить его в еврейский квартал. Он был настолько взволнован, что не мог скрыть своего нетерпения, и этим возбудил подозрение еврейского привратника, который в первую минуту наотрез отказался отворить ему калитку. Хотя незнакомец, по-видимому, знал еврейские обычаи и черты лица его ясно показывали, что он принадлежит к избранному народу, но это не могло служить ручательством в его благонадёжности. Поэтому привратник не решился впустить его без разрешения старшин. Незнакомец говорил, что гетто — его родина, что он всем известный врач Исаак Иэм; но эти уверения не произвели никакого впечатления на привратника, который молча удалился, чтобы призвать старшин.