Ганзейцы. Савонарола

Марика перепробовала все средства для того, чтобы выкупить своего Ганнеке из плена. Она перебывала у всех членов городского совета и под конец у самого Госвина Стеена. Но всюду она встречала только сожаления: все пожимали плечами и говорили, что помочь ничем не могут. Госвин Стеен сказал ей:

— Ваш муж был мне мил и дорог, как честный и надёжный человек; будь теперь другое время, то я бы, конечно, ни на минуту не задумался над тем, чтобы ссудить вам сумму, необходимую для выкупа его. Но дело в том, что настоящее наше смутно, а будущее не обещает ничего хорошего. Я сам страдаю от тяжких потерь, а потому единственное, что я могу сделать, — это увеличить жалованье вашему сыну, служащему у меня в приказчиках.

С тем он её и отпустил. Тогда она решилась ещё на одно, последнее средство: пошла к Детмару, другу своего мужа. Тот высоко поднял брови, почесал за ухом и сказал:

— Поверьте мне, что я бы охотно уплатил вам сумму и вчетверо более той, которая для выкупа потребна, если бы это было в моей власти. Но теперь время очень тяжёлое: торговля и промышленность в застое. У меня в подвале лежит более 1000 разных кож, а покупателя на них нет, потому что везде страшный недостаток в деньгах. До чего это ещё дойдёт — один Бог ведает! Но чтобы вы могли видеть, что я желаю вам помочь от души, то я вам сделаю такое предложение: отдайте ко мне вашего Яна на моё полное иждивение. Я с вас за это гроша не возьму, и если вы решитесь отправиться к вашему брату на Шонен, то можете уже отложить вполне всё жалованье, какое Ян получает от своего хозяина. Вот так-то и соберётся спустя некоторое время полностью вся сумма, потребная для выкупа бедного Ганнеке.

Конечно, это был хоть какой-нибудь исход, хоть и весьма неутешительный, так как много лет должны были пройти прежде, нежели из сбережённых грошей образовалась бы необходимая для выкупа сумма. Однако человек так устроен Богом, что свыкается со всеми ударами судьбы и со всяким положением, а потому и Марика приняла предложение Детмара. Через одного рыбака-приятеля, ежемесячно посещавшего Шонен, она справилась у брата, согласится ли он принять её к себе на житьё. Получив от него утвердительный ответ, она быстро приняла окончательное решение: объявила о том, что отдаёт свою лачужку внаймы; и вот наступил день её отъезда. Горе, с которым она храбро боролась, при укладке вещей несколько раз одолевало её и приводило к тому, что она присаживалась на свой синий сундук и плакала. Мало-помалу и вся посуда со стены была снята и уложена в сундук, а за нею туда же был уложен и рыбный котёл; а так как каждая вещь пробуждала в душе её целый рой воспоминаний, то и слёзы бедной женщины почти не просыхали.

Наконец всё уже было прибрано — оставалось только модель корабля, висевшая на стене.

— Это уж ты возьми себе, — тихонько шепнула мать Яну. — Храни как святыню, потому ведь это он сам резал. Это был его первый подарок мне. Тогда я была ещё молода и счастлива — невестой его была! Оба мы были бедны, но довольны своей судьбой; а главное — были вместе, тогда как теперь он так далеко, среди злых чужих людей, где он и доброго слова-то не услышит... Бедный, бедный Ганнеке!

И опять лились слёзы, те чистые, прекрасные слёзы любящей души, которым, по народному поверью, Бог ведёт счёт на небе...

А время между тем шло да шло, и наступила наконец такая минута, когда в маленькой комнатке появился сосед-рыбак, чтобы помочь перенести в гавань сундук и другие бедные пожитки Марики и её дорогого Ганнеке. Но и с маленькой, бедной комнатой нелегко было расстаться: несколько раз возвращалась она в неё, и то в этом, то в том углу постоит, поплачет и руками разведёт. Уж слишком тяжело было расставаться с многолетними, дорогими воспоминаниями, со своим прошлым...

Яну немалого труда стоило оторвать добрую Марику от этих воспоминаний — увести её наконец из её бедной лачужки. И на пути к гавани она всё ещё оборачивалась, чтобы ещё хоть разок взглянуть на своё пепелище... Так шла она рядом с сыном, пока домик не скрылся из глаз её. Тогда она ещё раз глубоко вздохнула, осушила слёзы и мужественно пошла вперёд. Придя на торговую площадь, она пожелала проститься с мейстером Детмаром.

Она нашла Детмара в сообществе с думским писцом Беером. Тот уже давно успел оправиться от своего испуга и позабыл о выговоре, который был когда-то им получен от Иоганна Виттенборга. А теперь уж он и прямо мог относиться с пренебрежением к строгому бюргермейстеру, как к падшему величию.