Гардемарины, вперед!

С раннего утра Екатерина брала книгу и уходила в Дикую рощу, которая тянулась вдоль Рыбного канала и называлась так в отличие от регулярного парка, расположенного вблизи дворца. В Дикой роще деревья никогда не подстригались, липы и клены росли, как им вздумается, и теперь прямо на глазах набухали почками. На камнях под соснами начал цвести мох, оттенки его были самые разнообразные — от бледно-зеленого до багряно-красного. Всюду май вносил жизнь, зацвели желтые цветки, ожившие мухи ползали по опавшим прошлогодним листьям, здесь никто их не убирал, иногда вдруг прилетала бабочка. Хорошо, совсем как в Германии.

Еще была охота… Чоглакова сквозь пальцы смотрела на это увлечение Екатерины, — очевидно, она получила специальные указания на этот счет. Государыня сама любила охоту, а окрестности Царского Села совершенно безлюдны.

С утра Екатерине закладывали одноколку, обряжали в охотничий костюм: кафтан, штаны, ботфорты, и она отправлялась с кротким егерем на ближайшее болотце стрелять уток. Егерь был из русских — старый, молчаливый, с перебитым носом, и что особенно смешно — имел бороду. От него пахло конопляным маслом, а в минуты задумчивости егерь имел обыкновение взбивать бороду резкими ударами тыльной стороны рук, отчего она торчала вперед, как накрахмаленная. Первоначально на все просьбы Екатерины поехать за ближний холмик или пройтись пешком он отвечал отказом, то есть с неимоверной важностью качал головой, но потом, видя, как увлечена великая княгиня охотой, как лихо держит ружье, как метко стреляет, он перестал противиться ее желаниям. Они посетили и дальнее болотце, и сосновый лес, и озеро, причем большую часть пути проделывали пешком. Их сопровождали две веселые собаки, которые выискивали меж кочек убитую дичь. Проще было бы ездить верхами, но Чоглакова категорично возражала против этого, боясь, что Екатерина бросит бородатого стража и ускачет на своем английском жеребце в неопределенном направлении.

На двенадцатый день опалы — Екатерина цепко держала в памяти эти сроки — охота была особенно удачной, если не считать стертой ноги. И еще жара, оводы… Видя, что великая княгиня хромает, перепуганный егерь предложил нести ее на руках.

— Глупости! — сказала она. — Рядом тракт. Я буду ждать тебя у дуба с дуплом. Пригонишь туда лошадей. И не трясись ты! Я никому не скажу, что ты оставил меня одну.

Егерь, видно, совсем потерял голову. С криком «нельзя» он вцепился в рукав великой княгине, но та вырвалась, топнула стертой ногой и решительно направилась к видневшемуся дубу. Егерю ничего не оставалось, как потоптаться на месте, взбить свою немыслимую бороду и бежать к оставленной в роще одноколке. Собаки кинулись было за хозяином, но потом вернулись к Екатерине, достигли с ней тракта и благодарно растянулись у ее ног, положив морды на лапы.

Великая княгиня села на землю, привалилась спиной к дубу, блаженно расслабилась. Шляпа сползла ей на глаза. Она ткнула пальцем в тулью, возвращая ее в прежнее положение, и тут заметила клуб пыли, который перемещался по дальнему краю поля. Всадник… Екатерина всмотрелась внимательнее. Нет, карета! Она вскочила на ноги. Неужели от государыни? Неужели кончилось их проклятое заточение? Не в силах ждать, забыв про стертую ногу, Екатерина бросилась бегом по тракту навстречу карете. Собаки с лаем устремились за ней.

Но скоро она перешла на шаг. Нет, это не из дворца. Карета скромная, на козлах один кучер. Может быть, медики пожаловали? Крик, натянутые с силой вожжи, вздыбленные морды лошадей. Карета, словно нехотя, остановилась. Из нее вышел тучный мужчина в большой шляпе и епанче до пят. За ним шустро выскочил подросток с миловидным лицом и сверлящими глазами. С наглой беззастенчивостью мальчишка уставился на великую княгиню, потом опомнился и вслед за мужчиной согнулся в глубоком поклоне.

— Ваше высочество, вас невозможно узнать в этом наряде! — Сорванная с головы шляпа бороздила краем своим дорожную пыль.

Только тут Екатерина узнала в нем придворного ювелира Луиджи. Подросток тоже снял шляпу. Сделал он это весьма осторожно, боясь растрепать свои короткие, блестящие, словно лаком покрытые, волосы. С каких это пор у Луиджи появились пажи, да еще такие неучтивые!

— Вас государыня прислала ко мне? — резко спросила Екатерина.

— Ни в коем случае! — пылко воскликнул ювелир, обозревая все вокруг своим взглядом. — Еще месяц назад их величество заказали для вас драгоценный убор, повелев мне вручить его вам, как только он будет готов. Я помню о своих обязанностях. — В руках его появился обитый парчой футляр.

— Жалкий человек! — почти с состраданием бросила Екатерина. — Весь двор знает, что я в опале, и только вы находитесь в неведении. Если бы вы проехали еще версту, вас бы задержал караульный солдат. Сюда никто не ездит.

— Но как же быть с этим? — Потрясая футляром, Луиджи стал испуганно озираться.

— Оставим это до лучших времен, а теперь уезжайте. Сейчас здесь будет егерь. Он следит за каждым моим шагом.