Гардемарины, вперед!

В этот момент он явственно увидел свой сапфир, как лежит он, завернутый в бумажку, спрятанный в шкатулку под ключ, а шкатулка та на дне сундука. Но через расстояние, через все эти стенки Дементий Палыч ощущал сияние камня. Лядащев говорил: «Продашь камень, сестру — замуж, сам — за границу, заживешь человеком!» Ну уж нет! Сестра и в девках проживет. Ни дробить, ни продавать сапфир он не будет. Одна мысль, что он есть обладатель такого сокровища, сделает его счастливым! И опять тоска навалилась на сердце. Как же — не продавать? Если он камень в деньги не обратит, то пропащий станет человек. Потому что ведь служить надобно, иначе не на что жить.

Дементий Палыч очнулся, как от обморока, пауза явно затянулась.

— Вернемся к Гольденбергу, — сказал он строго.

— А что к нему возвращаться? — Белов уже не выглядел балбесом, он внимательно, изучающе смотрел на следователя, пытаясь понять его странное поведение.

— Убийца не найден.

— Ваше дело — искать, мое — давать показания.

Допрос еще тянулся долго и бестолково, хотя был фактически кончен. Нет, не знаю, не известен… Оленев ему паспорт оформлял, за границей они не встречались. Ненавязчиво, как бы между прочим, следователь осведомился, какие слова устно или эпистолярно передавал Лесток их высочеству великой княгине… их высочеству великому князю?.. Сколько раз встречался с их высочествами подследственный?

Белов отвечал монотонно, вежливо, с приличествующим удивлением: никогда ничего не передавал… ни устно, ни письменно. Подпишитесь вот здесь… теперь вот здесь… Допрос окончен. Белов медленно поднялся со стула.

— Мне было чрезвычайно приятно беседовать с вами, — сказал он светским тоном. — Лядащев Василий Федорович также имеет очень высокое мнение о вашем стиле работы.

— Сволочь, — сказал Дементий Палыч, как только за Беловым закрылась дверь. — Завтра ты у меня иначе заговоришь.

В камере Саша долго стоял у открытого окна и ловил свежий воздух. Окошко было маленькое, как бойница, и расположено высоко, рукой не дотянуться, но все-таки лучше, чем ничего.

На допросе он одного боялся. Если его заподозрят в нападении на мызу, то отвертеться от этого будет трудно. Лицо под маской можно спрятать, а голос, фигуру?.. Начнут задавать путаные вопросы, отыщут Алешку с Адрианом, и потянулась ниточка! Старшего из команды он, кажется, прикончил. Поганое дело… Ладно, об этом пока лучше не думать. Полной неожиданностью были вопросы о молодом дворе и Лестоке. Похоже, его хотят сделать посредником. Но это несусветная чушь! Однако утром Саша чувствовал, что это обвинение и есть самое опасное. Думай, Белов, думай!

Уготовленный на завтра допрос Белова не состоялся, вернее сказать, был отложен на неопределенное время. Виной тому было появление в стенах Тайной канцелярии поручика Бурина. Он вошел в палаты без боязни и громко стал выкликать чиновника Шурикова Дементия Палыча для приватного разговора. Когда тот появился, поручик подмигнул ему многозначительно, сказав, что должен сделать чрезвычайное сообщение.

Дементий Палыч не ожидал услышать из уст чернявого нагловатого офицера что-либо путное, и, когда тот произнес «с повинной», а потом заявил, что он и есть убийца купца Гольденберга, следователь ему просто не поверил.

Полчаса, а может быть, и более того, ушло на пустое препирательство. Дементию Палычу очень хотелось уличить пришельца в том, что он никакой не убийца, а самозванец, обманщик и плут. Дело решил последний вопрос:

— А почему вы, сударь мой, именно мне решили открыться в столь важном деле?

— А потому, что вы были мне рекомендованы как человек честный и беспристрастный.

— Кем же, позволю себе спросить?

Бурин полез в карман, достал мятую записку и прочитал по ней четко:

— Лядащевым Василием Федоровичем.

Дементий Палыч крякнул неопределенно, в сей же миг появился писец с бумагой, а через полчаса арестованный Бурин был препровожден в тюремную камеру.

В своем чистосердечном признании Бурин заявил, что пришел с повинной, мучимый раскаянием. Раскаивался он не в убийстве Гольденберга, а в том, что испугался и не сообщил по инстанции своевременно о своем честном и патриотическом поступке. Сей Гольденберг — прусский шпион. Узнал об этом Бурин на маскараде, когда купец пытался его завербовать. Состоялась честная дуэль. Гольденберг выбил у него шпагу из рук, и он вынужден был прикончить негодяя кинжалом. Помимо этого Бурин ничего более не может сообщить в интересах следствия.

Чтобы не возвращаться более к этому вопросу, скажем, что на последующих допросах Бурин не добавил ничего нового, держался безбоязненно и не без достоинства, и, когда ему объявили приговор, а именно понижение в чине и перевод для прохождения службы на Камчатку, был весьма обижен подобной несправедливостью. Хлопотать за него было некому, поэтому обида поручика была оставлена без внимания.

Двадцать три пункта