Гардемарины, вперед!

Как уже говорилось, первоначально масонство вовсе не было носителем сакральных тайн, орден был открыт для всех, кто жаждал самосовершенствования, братской любви и внутренней свободы, но Сакромозо попал в ложу именно влекомый тайной. Его чрезвычайно занимали обряды, символы, масонские ковры с вышитым отверстым гробом, символические циркули и наугольники приятно волновали душу.

А настоящими носителями тайн были именно розенкрейцеры, заявившие о себе как о ветви масонства. Их тайна была связана с древними ессеями, александрийскими гностиками и легендарным Гермесом Трисмегистом — отцом египетского оккультизма. Со всей страстью скучающий Сакромозо бросился на поиски истины. Это сейчас просто, возьми хорошую энциклопедию и читай про катаров, тамплиеров, изумрудную скрижаль, хиромантию и символы Таро, а в век Просвещения все это было за семью печатями, собирать надо было по крохам. Но тайна, полученная из живых рук, особенно волнует. Да осилит дорогу идущий!

Сакромозо взволнованно читал древний трактат Трисмегиста: «Смерть есть наше освобождение из трех материй. Тело есть куколка (кроизолинда), которая открывается, когда мы созрели для более высокой жизни. При смерти наш дух выходит из тела, как аромат из семени цветка». Древние тексты были убедительны, и, конечно, он им верил, что не мешало ему обращаться с собственной телесной оболочкой с возвышенной бережливостью. Сакромозо был истинным сыном своего века. При внешней смелости он панически боялся умереть, самые мысли о смерти он прятал от себя так тщательно, словно обладал даром бессмертия.

Ему очень по нутру пришлась масонская мудрость: де, истинный масон умрет не прежде, чем утомится от жизни и сам возжелает смерти.

В руки к Сакромозо попал розенкрейцерский трактат, где подробно объяснялось, как приготовить «урим и тумим» — вещество, с помощью которого можно разговаривать с духами и потусторонним миром, но ему и в голову не пришло заняться этим практически. Но красота рецепта его поразила: берешь сосуд, в нем смешиваешь майскую росу, собранную в полнолуние, две части мужской и женской крови от чистых целомудренных людей. В этот же сосуд надо было добавить «один гран тинктуры из анимального царства», то есть животного. Согласитесь, это волнует.

Конечно, он читал пастора Рихтера «Теорико-практическая теофилософия — истинное и совершенное приготовление философского камня братства ордена Злато-Розового креста», но при этом получал золото не в тигле алхимика, а в конторе, которая называется банк. Словом, наш герой был очень практической натурой, он был умен, образован, иногда циничен, жизнь любил страстно, зачем же нужны ему были оккультные масонские сумерки? Бог весть… Творец бывает не только добр или коварен, иногда он шутит шутки. Эти шутки и сослужили Сакромозо плохую службу, но об этом впереди, а пока вернемся к сюжету.

Логув

Готический сводчатый зал на первом этаже сразу за приемным покоем был самым красивым помещением замка. Его почти не коснулась перестройка, и он являл собой тот вид, который дали ему архитекторы и художники в XV веке. Высокие стрельчатые окна на уровне галереи посылали рассеянный свет, оттеняя мозаичный пол, дивные итальянские полотна, гобелены и лиможские расписные эмали, изображающие Страсти Господни.

Замок построили рыцари-мальтийцы, затем он был отдан монастырю госпитальеров. Еще шла утренняя месса, до залы долетали музыка органа и пение, Сакромозо даже казалось, что он улавливает запах ароматного воскурения, идущий из кадильниц в храме.

Прошло еще полчаса. Раздались удары колокола, и тут же кто-то осторожно коснулся плеча Сакромозо. Он неторопливо оторвал взгляд от созерцания Всескорбящей. Перед ним стоял молодой монах с красивым, нежным лицом.

— Месса кончилась. Господин настоятель ждет вас.

Наконец-то! И вот они сидят в просторной келье настоятеля, на широком столе аппетитный дымящийся завтрак. Слава богу, до поста далеко, а настоятель, добродушный сангвиник, не считал чревоугодие смертным грехом. Не было забыто и монастырское вино: крепкое, густое, с запахом трав и миндаля.

От вина настоятель отказался — годы, седьмой десяток начал, отсчитывает время, в сердце перебои, подагра замучила. Но рябчики на вертеле, бутылочки с сотейным медом, сыр со слезой, спаржа — очень неплохо для завтрака! Это сердцу не повредит…

Ели молча, ни о погоде, дороге, здравии более не было сказано ни слова, формальная часть встречи кончилась еще до завтрака, и только когда все тот же монах-секретарь убрал со стола, Сакромозо перешел к деловому разговору.

— Отец мой, где Гроссмейстер? — Король был назван масонским именем не из конспирации, это был знак доверия к настоятелю и его обители. — Газеты пишут, что мы одержали великую победу.

Настоятель, сложив руки в замок, спокойно и внимательно смотрел на собеседника поверх очков.

— Вы имеете в виду битву при местечке Цорндорф? Еще одна такая победа, и король останется без армии. Пока он считает потери. — Он вздохнул и начал неторопливо перебирать четки.