Гарпии визжат

И решила она справиться с неведомой угрозой самостоятельно.

— Уточни мотивацию Кешлы, — попросила Бланш.

— Изволь. Жалеть неудачников у воительниц не положено. Но не много славы и в том, чтобы стоять в стороне, пока кто-то погибает. А ведь погибает! И вот всемирно известный мудрец явился в замок не с целью женитьбы, а — бескорыстно победить хитрую тварь. Понятно, что Кешле сделалось стыдно. Настолько, что она прошла всю полосу препятствий где-то в получасе перед Авдрамом.

И что же? Под одной из лестниц на неё напал Двавр. Напал сзади, но узнал её и чуток замешкался. Но Кешла увидела его лабрис, весь в потёках крови минувших жертв — и без малейшего колебания сразила брата мечом. Нечестность в схватке должна ведь быть наказуема!

На предсмертный крик Двавра к Кешле слетелись птицедевы. Раскричались, заголосили: «Брата убила! Кровь родную не пожалела!» — и в отместку за гибель товарища в их жестоких забавах попытались выцарапать Кешле глаза. Экую глупость надумали — воительница мигом поотрубала им когти — по самое по колено!

Гарпии заныли, завизжали, заскулили, а Кешла уже ушла вперёд — штурмовать ашогеорновы препятствия, какие остались. А к истекающим кровью гарпиям подоспел Авдрам. Он-то их и добил. Ясное дело, из милосердия — отчего бы ещё?

Кешла же, чтобы не вызвать недоразумений, кто из них с Авдрамом чего достиг, первой вышла из лабиринта с препятствиями и так сказала отцу: «Я первая одолела все испытания, стало быть, мне самой на себе и жениться надо». А вышедший следом Авдрам тоже не возражал, ибо мудрости ему было не занимать. Сказал: «Сия дева-помощница истинно составит собственное счастье! И добудет себе жениха в бою — молодого да красивого, какого только сама пожелает».

«Так не подобает!» — насупился Ашогеорн. Да дело-то было сделано.

— Интересно! — воскликнула Бланш. — Здесь Кешла демонстрирует согласие пойти против воли отца, стремление уничтожить чудовищного брата, стремление помочь герою. Авдрам назвал её девой помощницей — но лишь по причине невовлечённости в интригу с женитьбой. Истинно, она — дева-соперница, способная сама о себе позаботиться. Но знаешь ли ты ей аналоги в нашей жизни?

— Нет, — замотал головой Бларп, — я же говорил: эта версия слишком экзотична!

— А мне кажется, — заметила Бланш, — Эрнестина Кэнэкта соответствует скорее этому типу, чем предыдущему. Посуди сам, какая из неё советчица? С головой вовлекается во всё, что знает, норовит справляться сама. Толку с её советов, если она всё уже по-своему переделала? А вот как помощница она очень недурна. И соперница очень неслабая: вон, добыла себе в любовники Дулдокравна — карлика с аристократической родословной. Это ведь не он её любви добивался. Сдался на милость победительницы. Даже обязательства перед Чичеро не послужили препятствием — вот она какова, сила дев-воительниц, занятых устройством своей судьбы.

— Вот как? Мне кажется, ты права, ба! — согласился Бларп. — Только тогда неясно, кого же отнести к первому типу.

— До сих пор непонятно? — прищурилась Бланш. — А кто у нас советчица? Кто провидица? Да ведь это же я!

* * *

— Есть ещё вариант, где Кешлу не назовёшь ни невестой-советчиком, ни невестой-помощником или соперником. Она бывает и просто невестой. В этом случае она рассказывает Авдраму всё то, что знает о гарпии, но без малейшего желания его сориентировать. Жених спросил — она ответила. Раз кандидат в мужья спрашивает, надо отвечать честно, так ведь велит закон.

Да и знает-то немного — и говорит в основном не о гарпии, а о своих подозрениях в отношении негодника-брата: «О, Двавр — он такой мерзавец, что быть того не может, чтобы чего-то не натворил! Запомни эти слова, когда будешь рубить его непокорную голову!».

От ответственности за битву с гарпией подобная Кешла полностью устраняется. Она ведь — заневестившаяся папина дочка! И, хотя ей бы хотелось, очень хотелось устранить всё, что противостоит отцовской воле, а пуще всего — две жуткие причины, постоянно досаждающие злонамеренным убийством её женихов, но против закона она не пойдёт. А значит, не отдаст ни одному из соискателей решительного предпочтения.

«Ты должен честно заслужить моей руки», — говорит она Кёсму из Алахара, когда понимает, что её ответы на его вопросы дают ему перед остальными женихами очевидную фору.

— Закон непререкаем, даже если ведёт к новым убийствам?

— Именно. Кешла представляется верной дочерью, во всём послушной Ашогеорну, даже в его заведомых ошибках. Ашогеорн же в поздних частях легендарного свода — уже не герой, но защитник людского закона.

Ради закона драконоборец женился на Элле, ради закона усыновил Драеладра, ради закона пять раз возлёг с женою, зачиная собственных детей, по закону их потом воспитывал, и, конечно же, свадьбу дочери тоже обставил сообразно закону. Жаль, давние правила не учли ни злонамеренного вмешательства чудовищ, ни вырождения нового поколения женихов — отсюда и бессмысленные жертвы среди соискателей руки Кешлы.

— И я так понимаю, конфликта закона и чувств в этой версии легенды просто-напросто нет?