Уже поднимаясь по верёвочной лестнице, Бланш пыталась точней осознать свои чувства и ощущения. Взгляд в глаза Драеладра будто отошёл в далёкое прошлое перед недавним анализом параллельных форм человеческой истории о битве с гарпией.
Да, в Ярусном мире покуда не миновало утро, а впечатление такое, будто спустился вечер — так много проведено напряжённых мыслительных действий, и так много узнано о сущностных основаниях самых различных из женских судеб.
Любая судьба по-своему всеобъемлюща. Поэтому удивляться ли, что сегодняшнее утро вобрало в себя также день, вечер и ночь?
Умница Бларп. Но и Бланш-то не подкачала: задала внуку правильные вопросы. Как, впрочем, и положено «невесте-советчице» — ведь так провидица определила свой тип?
Но стойте! Чего-то главного они с Бларпом не обсудили. Чего-то существенного об одной из женских судеб.
Лулу Марципарина Бианка! Ну конечно же, вопрос о ней!
Чтобы задать последний вопрос внуку, провидица стала спускаться, благо, его фигурка так и стояла на пирсе в ожидании отлёта замка.
Бларп увидел смену направления движения бабушки и сам стал подниматься ей навстречу: что за чуткий к её желаниям внук. Примерно на середине верёвочной лестницы они встретились. Бларп спросил, широко улыбаясь снизу:
— Ты хотела спросить о Марципарине?
— Да. Ты как догадался?
— По глазам увидел, — уклончиво сообщил внук.
— Ну так как же наша родительница Драеладра? К какому бы типу ты её отнёс? — провидица затаила дыхание, чему даже сама удивилась.
Ибо кто здесь, в самом-то деле, провидица: она или внук?
— Ни к какому, — рассудительно покачал головой Бларп.
— То есть?
— Думаю, перед ней распахнуты все шесть путей, она же пока не определилась, какой выбрать. Каждый из них чем-то её притягивает…
И в самом деле, подумала Бланш, в том-то и главная неопределённость её прогноза по глазам Драеладра. Ну да: Марципарина просто пока не выбрала. Она будто зависла в пустоте между судьбами — и в предстоящей жестокой борьбе миров и рас может оказаться по любую сторону.
Как это по-человечески понятно!
Глава 22. Планы гарпии. Атака клопов
Личардо как приехал, так и уехал — негоже ведь замку Окс-в-Дроне так надолго оставаться без мажордома. Дождался решения Ангелоликой Клеопатрикс, а тогда, не мещкая, сел в свой пустой экипаж и стеганул поводьями лошадиные крупы. Никого из гарпий с собой не забрал — а ведь обещал подвезти до Цига. Оказывается, больше не надо.
Всё потому что учителя из Цига, да и многие гарпии-ученицы в скором времени соберутся здесь — в Старых Могильниках! Ангелоликая задумала передислокацию прямо на ходу, спешно передавая свои указания через Квица. Тот аж сиял, когда рассказывал об инициативах госпожи. Должно, решил, что Новомогилянская академия пополнится новыми педагогами и сможет, наконец-то, открыться. Мечтатель! Быть ли ему ректором в учебном заведении для гарпий госпожи Мад — вопрос ещё далеко не решённый. А в Старых Некрополисах будет основано именно оно. Царевна бы поручилась, что так и будет, уж она-то знает Ангелоликую всяко получше наивного некроманта, опрометчиво зовущего Лейлой царевну с другим именем.
Нашепчу на него Ангелоликой, мстительно думает Оксоляна, но потом вспоминает: Ангелоликая-то воссядет на Мёртвом Престоле, в самом низу нижнего мирового яруса — затруднительно ей будет что-либо нашептать! Особенно, если мерзавец Квиц — единственный канал связи с будущей Владычицей. Или… Нет, будет-таки надежда нашептать! Ведь у Владычицы Смерти откроется канал медитативной связи с любым из своих подданных! Когда-нибудь Ангелоликая, утомившись от рутинных обязанностей на Мёртвом Престоле, вспомнит о скромной царевне Уземфа, подумает: как там моя Оксоляна? И вот тогда — тогда ей про Квица всё-всё-всё будет рассказано. Ведь царевнам не должно же прощать обид.
— Лейла, посторонись-ка, — звучит противный голос некроманта.
Ну конечно же — Оксоляна встала у него на пути, точно в проёме ректорского склепа. Придётся-таки посторониться, она ведь теперь легка как пушинка, особой преграды для тяжеловесного упитанного мертвеца не составит. Но лживых слов царевна без возражения не оставит:
— Я не Лейла, я Оксоляна!
— Какая разница?
— Большая разница! — в ярости визжит Оксоляна, и звук её голоса оказывается едва ли не омерзительней квицевского. — Я царевна Уземфа, а Лейла — не царевна! Она дочка жалкого визиря!
— Слушай, девочка, — цедит Квиц сквозь передние зубы, — мне надоело с тобой пререкаться, но это я тебя поднял! И я видел твою киоромерхенную суэниту — «призрачную шкатулку», по-вашему. Причём она у тебя именная, и на ней ясно написано имя «Лейла». Так что не надо выдумывать!
И вот тогда-то до царевны доходит причина недоразумения. Ну конечно: когда они с Лейлой ещё в Циге собрались подружиться, то в знак вечности дружеских отношений обменялись именными шкатулками.
То-то теперь недалёкий некромант и ориентируется на глупую надпись на футляре, считая её документом. Души-то, хранящиеся в шкатулках, сами по себе не подписаны, а тени их все на одно лицо.