Смешанное расовое происхождение порождало целый ряд проблем. В седьмом классе Меган попросили определить свою этническую принадлежность: черная она или белая. Это произошло на уроке английского, во время которого ученикам предлагалось заполнить анкеты. Она не знала, что ответить. «Ты можешь сделать выбор, но это значит, что ты предпочтешь одного из родителей и одну часть себя», – писала Меган. Она оставила графу незаполненной. Отец посоветовал ей: «Если такое повторится, нарисуй свое собственное поле».
Меган не думала, что столкнется с подобным невежеством и в колледже. Тем не менее это произошло на первой же неделе ее пребывания в Северо-Западном университете. Когда одна из соседок по общежитию стала задавать провокационные вопросы о ее черной матери, белом отце и их разводе, девушка почувствовала сквозившее в этих расспросах осуждение. В присущей ей неконфликтной манере Меган уклонилась от разговора. Но у нее осталось ужасное чувство – ей приходилось оправдываться в собственном существовании.
Однако самый шокирующий опыт расовой ненависти Меган получила уже после колледжа. По возвращении в Лос-Анджелес ей довелось стать свидетельницей того, как ее мать обзывают «черномазой», когда та выезжала с парковки.
«Покраснев, я посмотрела на маму, – писала она. – Ее глаза наполнились слезами негодования, а мне удалось только прошептать ей еле слышно: „Не переживай, мамочка“. Я попыталась разрядить атмосферу гнева, сгустившуюся в нашем маленьком серебристом Volvo». Душа Меган разрывалась от бури эмоций. Она беспокоилась о матери и ее безопасности: «Мы ехали домой в гнетущей тишине, мамины смуглые пальцы побелели, крепко вцепившись в руль».
Но не только подобные вопиющие моменты определили характер Меган. Было множество других, более мелких. Она ненавидела вопрос «откуда ты?», понимая, что на самом деле людей интересует цвет ее кожи. Девушке претила мысль о том, что ее идентифицируют по этому признаку.
«Хотя смешанное происхождение и создавало некую неопределенность относительно моей самоидентификации, так как я находилась одновременно по обе стороны границы, я все же смогла принять это, – рассказывала она на страницах журнала
Меган смогла полностью принять свою уникальную идентичность, но она не собиралась закрывать глаза на нападки по поводу ее происхождения и, что еще важнее, оскорбительные замечания в адрес матери. Фотографы расположились лагерем перед домом Дории. При этом некоторые таблоиды продолжали публиковать лживые истории, основанные на расистских стереотипах о нищих афроамериканках. При этом они полностью игнорировали магистерскую степень по социальной работе, полученную Дорией в 2015 году, и должность старшего советника в гериатрическом обществе.
Гарри тоже отказывался принимать такое положение вещей. Причем пресса не была для него единственным источником конфронтации, связанной с происхождением Меган. Едва они начали встречаться, он, будучи чувствительным к малейшим проявлениям предвзятости, улавливал их даже в узком кругу друзей. Если кто-то спрашивал о его новых отношениях и об их уместности, Гарри удивлялся: «При чем тут раса? Разве это не снобизм?»
Один из старых друзей принца как-то принялся сплетничать о Меган, делая пренебрежительные замечания относительно ее голливудского прошлого. Его слова дошли до Гарри, и он немедленно разорвал отношения с этим человеком.
Если принц был готов конфликтовать даже с близкими людьми, то, когда дело касалось средств массовой информации, он был настроен на открытую войну.
Международные медиа бесновались по поводу Меган – одно упоминание ее имени приносило миллионы кликов и проданных экземпляров газет ежедневно. Все это бередило старые детские раны принца. «Поскольку Меган атаковали настолько публично, в памяти Гарри оживала трагедия, которая случилась с его матерью по вине желтой прессы», – рассказывал один из бывших старших придворных.
Международные медиа бесновались по поводу Меган – одно упоминание ее имени приносило миллионы кликов и проданных экземпляров газет ежедневно. Все это бередило старые детские раны принца.