Гарри из Дюссельдорфа

Неожиданно Маркс привел к Гейне поэта Георга Веерта. Этот высокий, молодой человек, с большим, открытым лбом и густыми бакенами, очень понравился Гейне. Его стихотворения в народном духе, почти всегда проникнутые политической мыслью, давно интересовали Гейне. Он их знал по «Новой Рейнской газете», в редакции которой состоял Веерт. И Маркс с похвалой отзывался о скромном и талантливом поэте, считая его подлинным певцом пролетариата. При первой встрече с Веертом Гейне сказал ему:

— Я очень рад, что нам довелось встретиться.

На это Веерт ответил:

— Но мы с вами уже встретились два года назад.

Гейне недоумевал, но Веерт тут же объяснил свою шутку. Он показал сборник стихотворений, изданных в Германии в 1847 году. Там вслед за «Силезскими ткачами» Гейне было напечатано стихотворение Веерта «Сидели они под ивой». Молодой поэт изобразил английских ткачей, мирно пировавших в сельском кабачке под ивой. Но вдруг до них дошла весть о восстании силезских ткачей, и сердца английских рабочих прониклись чувством солидарности:

Когда им все стало известно.Вскочили здоровяки,

Вскочили в ярости с места,Огромные сжав кулаки.И шляпами махали,И слезы роняли из глаз.Поля вокруг громыхали:«Силезия, в добрый час!»

Гейне понравилось стихотворение Веерта. Он сказал:

— Милый Веерт, вы продолжили мою мысль и показали, что мировая солидарность рабочих приведет к их общей победе. Жаль, что я не дождусь этого…

Но Веерт живо возразил на эти печальные слова:

— Другие люди старятся с годами, а вы молодеете. Я допускаю, что смерть приходила за вами, но вы на нее посмотрели с таким юношеским пылом, что она отшатнулась от вас, и ее коса застыла в воздухе.

Гейне засмеялся:

— У вас есть фантазия, мой друг, а это самое важное для поэта. Позвольте благословить вас на тяжелый путь!

Недолго пришлось Веерту бывать у Гейне. В июльские дни он сражался на парижских баррикадах вместе с рабочими, а когда восстание было залито кровью, Веерту пришлось бежать. Бельгия, Голландия, снова Германия, затем Англия — вот вехи странствий поэта-революционера, преждевременно погибшего в Вест-Индии в один год с Гейне. И для Маркса Париж оказался временным пристанищем. Двадцать четвертого августа 1849 года, после предписания французского правительства о высылке Маркса в болотистую местность Бретани, он эмигрировал в Лондон. Перед отъездом, когда Маркс пришел попрощаться с Гейне, поэт достал из-под подушки последний номер «Новой Рейнской газеты»:

— Вы знаете, что школьники кладут под голову учебники на ночь, чтобы лучше запомнить уроки. Так и я держу у изголовья ваш красный прощальный номер газеты, чтобы в моей голове крепко держались уроки революции..

«Золотая книга побежденного»

Небольшая комнатка с одним окном, завешенным плотной шторой. Постель, составленная из шести тюфяков, прижата к стене и загорожена зеленой испанской ширмой. В углу столик, за которым сидит секретарь Гейне Карл Гиллебранд. Это молодой человек, глубоко преданный поэту-, исполняющий обязанности секретаря, чтеца, переписчика.

Сам Гейне лежит с закрытыми глазами, худой, как скелет. Руки движутся только до локтя; его красивые пальцы стали прозрачными.

Уже несколько лет он все в том же положении… Но сила творческого духа поразительна. Гейне работает много часов в день, если только его не мучают боли. Приходится диктовать секретарю — Гейне научился это делать. Он диктует стихи и прозу, либретто для балета «Богиня Диана» и «Доктор Фауст», статьи о немецкой народной мифологии — «Боги в изгнании» и «Духи стихий», приводит в порядок свои политические корреспонденции, чтобы издать их в одной книге под заглавием «Лютеция» (древнее название Парижа). Гейне диктует глухим, ровным голосом. Гиллебранд пишет, не переспрашивая:

Тот, в ком сердце есть, чье сердце Жжет любовь — наполовинуПобежден, и оттого я,Скованный, лежу и стыну.А когда умру, язык мой

Тотчас вырежут от страха,Что поэт и мертвый может С гневной речью встать из праха.Молча буду тлеть в могиле И на суд людской не выдам Тех, кто подвергал живого Унизительным обидам.

— Зачем вы волнуетесь! — сказал Гиллебранд. — Может быть, вам сейчас не надо писать таких стихов?

— Я только и живу для того, чтобы их писать. Иначе я давно уже был бы мертвым.