Гарри Поттер и двойной капкан

— Напротив, профессор Дамблдор, — совершенно спокойно прервал его Гарри. — Мне необходимо знать какая смерть ждет Малфоя и Беллатрикс Лестрандж.

— О чем ты говоришь, Гарри? — обеспокоенным тоном спросил Дамблдор

— А вы думали, я оставлю смерть моих последних родственников без внимания, профессор? — таким же ледяным голосом возразил Гарри. — Когда мне представится возможность убить этих двоих, я напомню им о том, как они убивали дорогих мне людей.

Наступила гробовая тишина. Выражение лица Дамблдора показывало крайнее беспокойство за рассудок Гарри. Люпин был в не меньшем шоке от услышанного.

— Так он мучил их перед убийством? — повторил свой вопрос Гарри. — Только не лгите мне, профессор.

— Хватит!

Дамблдор крикнул так громко, что Гарри и Люпин подскочили на своих местах.

— Римус, позови Северуса, пожалуйста. Он сейчас, наверно, помогает Аластору залечить порезы. После этого я думаю, тебе тоже стоит заняться своими ранами — твоя левая рука сильно повреждена режущим заклинанием, Римус.

Люпин вышел из кухни. Дамблдор не сказал ни слова, пока в кухню не вошел Снэйп. На его лице не было заметно волнения.

— Вы звали, директор? — шелковым голосом спросил Снэйп.

— Северус, ты слышал, что произошло после того, как Гарри отбыл из своего дома порталом? — без намека на теплоту в голосе спросил Дамблдор.

— Нет, директор. Речь Грюма была настолько несвязной, что я не смог толком разобрать его слова, — ответил Снэйп все тем же шелковым голосом.

Гарри едва слышал их диалог, он был далеко от этого разговора. Мысли его даже не были направлены на гибель Дурслей от руки Упивающихся Смертью. Он вспоминал о том, что всего за несколько часов до смерти, тетя Петуния разговаривала с ним и просила простить ее за все годы унижений, что Гарри провел в ее доме. Перед глазами стояло заплаканное лицо тети, говорившей о том, как она ошибалась насчет своей сестры — мамы Гарри; как тетя сокрушалась, что столько лет она причиняла племяннику боль. Гарри вспомнил, как она обняла его и попросила простить ее за все это. А теперь ее больше нет. На этой земле не осталось ни одного близкого человека, которого бы Гарри любил; как бы Дурсли не обижали его, все же они были его родственниками, и он не желал им гибели. После разговора с тетей Петунией в его комнате, Гарри надеялся, что его жизнь в доме Дурслей сможет измениться в лучшую сторону. Все-таки, тетя Петуния любила свою сестру, Гарри понял это после их разговора. Она сожалела о своем отношении к Лили и Гарри. Как поздно она это поняла, — думал Гарри.

— Родственники Гарри были убиты в их доме, — послышался голос Дамблдора. — Я думаю, что Гарри необходима твоя помощь, Северус.

— Упивающиеся Смертью? — спросил голос Снэйпа.

— Да, Северус. Ты можешь сделать успокаивающее зелье для Гарри? — продолжил Дамблдор.

— Безусловно, директор, — ответил Снэйп.

Гарри слышал их диалог, как сквозь глухую стену.

— Как он, Дамблдор? — Люпин вернулся в кухню.

— Я думаю, что он в шоке, Римус. Северус пошел за успокаивающим зельем, — ответил Дамблдор.

Гарри сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел вперед невидящим взглядом. Взрослые смотрели на него с опаской, особенно Дамблдор. Гарри смотрел сквозь него, его мысли все еще были в его комнате, когда он разговаривал с тетей Петунией; он не мог осознать, что ее больше нет. Вдруг Гарри понял, что ему необходимо спросить еще кое-что у Люпина…

— Профессор Люпин, — позвал он не своим голосом.

— Да, Гарри, — ответил слева голос Люпина, и Гарри повернул голову на звук.

— А мои вещи, вы их принесли?

— Да, Гарри, все вещи мы забрали, — сказал Люпин, его голос был крайне напряжен, но был полон теплоты и сострадания.

— Я не помню, все ли забрал из моей комнаты. Вы не заходили туда? — спросил Гарри бесцветным голосом, отчего волнение Люпина заметно усилилось.

— Нет, Гарри, у нас не было возможности подняться к тебе в комнату. Но в твоем чемодане, как мне показалось, были все твои вещи; ты даже подарки туда сложил, — ответил Люпин.

— Спасибо, профессор. Я испугался, что забыл свой альбом с фотографиями родителей и Сириуса — это единственное, что мне осталось от них, — пробормотал Гарри, чувствуя, что с каждым словом боль в сердце становится совсем невыносимой. В уголках глаз защипало, комок в горле начинал душить его.

Дверь в кухню вновь отворилась, и вошел Снэйп с кубком в руках. Он посмотрел сначала на Дамблдора, тот кивнул, как будто ответил на мысленный вопрос Мастера Зелий; затем Снэйп сделал несколько робких шагов к Гарри. Когда Снэйп подошел достаточно близко, Люпин отошел в сторону, допуская того к Гарри. Снэйп присел на одно колено возле Гарри, тот поднял на ненавистного учителя глаза.

Черные, как бесконечные туннели глаза, обычно излучающие крайнее презрение и ненависть, смотрели на юношу с такой жалостью, на которую Снэйп вообще был способен.