Гарри Поттер и философский камень

К окну своего кабинета на девятом этаже мистер Дурсли всегда сидел спиной. Если бы не эта его привычка, тяжело было бы ему в тот день отдать всё своё внимание дрелям. Он не видел множества разнообразных сов, круживших над городом средь бела дня, но люди на улицах их без сомнения видели; они, раскрыв рты, тыкали пальцами в небеса, глядя, как совы, одна за другой, бесшумно проносились над их головами. Большинство из них сов никогда не видали, даже ночью. Но для мистера Дурсли утро выдалось совершенно обычное и совершенно бессовное. Он наорал на пятерых подчинённых. Потом он сделал несколько чрезвычайно важных телефонных звонков, и поорал ещё немного. К обеду настроение у него было прямо-таки превосходное, и он решил слегка поразмяться и сходить через дорогу в булочную, купить себе чего-нибудь сладенького.

Про всех этих в плащах и мантиях он уже забыл — пока не наткнулся на нескольких прямо около булочной. Проходя мимо, он смерил их злобным взглядом. При виде их ему, неизвестно по какой причине, стало не по себе. Эта компания тоже оживлённо перешёптывалась, и никаких флагов или транспарантов было не видать. Только когда он уже направлялся обратно, сжимая пакет с большой свежей булкой, он наконец ухватил пару фраз.

— Поттеры, ну да, я сам слышал…

— …Гарри, их сын…

Мистер Дурсли остановился как вкопанный. Внутри у него от ужаса похолодело. Он взглянул на шептунов так, как будто собирался им что-то сказать, но решил не связываться.

Он бросился через улицу, промчался к своему кабинету, рявкнул секретарше, чтобы его не беспокоили, схватил телефон и уже почти набрал свой домашний номер, но передумал. Он положил трубку на место и принялся размышлять, поглаживая усы. Да нет, ерунда какая. Поттер — не такая уж редкая фамилия[2]. Наверняка в округе полно Поттеров, у которых были сыновья по имени Гарри. К тому же он вовсе не был уверен, что его племянника и в самом деле звали Гарри. Он его никогда не видел. Может, он был Гарвей. Или Гарольд. К чему зря беспокоить миссис Дурсли; она всегда так огорчается от одного лишь упоминания о своей сестре. Да и как её, в сущности, в этом винить — будь у него такая сестра… Но всё-таки, все эти люди в плащах…

Теперь сосредоточиться на дрелях было гораздо сложнее, и к пяти часам, когда он покинул здание, он был всё ещё так озабочен, что не заметил, как на кого-то налетел прямо в дверях.

— Извиняюсь, — буркнул он, а щуплый старичок споткнулся и чуть не упал.

Только через несколько секунд до мистера Дурсли дошло, что и на этом была надета мантия — фиолетовая. Старичок, похоже, ничуть не огорчился, что его почти сшибли с ног. Напротив, его физиономия расплылась в широкой ухмылке, и скрипучим голосом (таким, что прохожие начали оглядываться) он произнёс:

— Не извольте беспокоиться, дорогой мой, ничто не может огорчить меня сегодня! Возрадуйтесь, ибо Сами-Знаете-Кто наконец повергнут! Даже для муглей вроде Вас сегодня праздник, в этот чудный, чудный день!

После чего старичок приобнял мистера Дурсли поперек живота и отошёл.

Мистер Дурсли как к месту прикипел. Во-первых, его только что обнимал какой-то незнакомец. Кроме того, его обозвали муглем — не то чтобы он знал, что это значило. Он был ошеломлён. Добежав до машины, он скорее отправился в сторону дома, надеясь, что всё это ему почудилось (никогда прежде ему не доводилось на такое надеяться, поскольку всяких фантазий он не одобрял).

Первое, что он увидел, заворачивая во двор дома номер четыре — и настроения это ему явно не улучшило — была та пестрая кошка, которую он приметил с утра. Она сидела на каменном заборе. Без всякого сомнения, кошка была та самая — у неё были те же пятна вокруг глаз.

— Кыш! — сказал мистер Дурсли громко.

Кошка и не пошевельнулась. Она только строго на него поглядела. «Интересно, — подумал мистер Дурсли, — кошки так и должны?» Он сделал усилие, чтобы привести себя в порядок, и вошёл в дом. Он всё ещё был полон решимости ничем не беспокоить свою жену.

У миссис Дурсли день был обычный и вполне милый. За ужином она поведала ему всё о неурядицах между Миссис За Забором и её дочерью, и о том, что Дадли выучил новое слово («Небуду!»). Мистер Дурсли старался держаться как ни в чём не бывало. Когда Дадли был наконец водворён в постель, он отправился в гостиную и как раз успел ухватить последний репортаж вечернего выпуска новостей:

— И в заключение нашей программы — любители птиц сообщают нам отовсюду, что совиное население нашей страны вело себя сегодня весьма необычно. Хотя по натуре своей совы обычно охотятся по ночам, а днём практически не показываются, мы получили сотни звонков о том, что эти птицы летали с самого рассвета буквально во все стороны. Наши эксперты затрудняются объяснить, что же могло привести к столь неожиданной смене привычек, связанных с совиным сном и бодрствованием (здесь ведущий позволил себе слегка усмехнуться). В высшей степени загадочно. А теперь Джим Макгаффин[3] расскажет нам о погоде. Ну что, Джим, каких сов нам ожидать с неба этой ночью — переменных или кратковременных?