Гарри Поттер и философский камень

Дамблдор склонил голову. Профессор Макгонагелл ахнула.

— Лили и Джеймс!.. Как же так… Я не верю… Не могу этому поверить… Ах, Альбус!

Дамблдор протянул свою руку и погладил её по плечу.

— Да, да… Я понимаю, — сказал он, тяжело вздохнув.

Профессор Макгонагелл продолжала дрожащим голосом:

— И это ещё не всё. Говорят, он и их сына, Гарри, тоже пытался убить. Но — не сумел. Малыша он убить не смог. Почему, как это случилось — никто не знает, но когда он не смог убить Гарри Поттера, его чары, говорят, сломались каким-то образом, и поэтому его теперь больше нет.

Дамблдор мрачно кивнул.

— Так значит — это правда? — упавшим голосом спросила профессор Макгонагелл. — И после всего, что он совершил… всех тех, кого он уничтожил… он не мог убить одного маленького мальчика? Уму непостижимо… Так вот что его остановило… Но всё-таки, ради всего святого — как же ему удалось уцелеть?

— Можно только гадать, — сказал Дамблдор. — Боюсь, мы никогда не узнаем наверняка.

Профессор Макгонагелл вытащила кружевной платочек и промакнула глаза под очками. Дамблдор шумно втянул воздух, извлёк из кармана золотые часы и внимательно на них посмотрел. Часы выглядели весьма необычно. На них было двенадцать стрелок, но ни одной цифры; вместо них по кругу ходили крохотные планеты. Дамблдор, по всей видимости, разбирался в них без труда; едва взглянув на циферблат, он снова сунул часы в карман и произнёс:

— Однако Хагрид запаздывает. Кстати, я полагаю, это именно он сообщил Вам, что я буду здесь?

— Да, — ответила профессор Макгонагелл. — А я полагаю, Вы так и не собираетесь мне наконец поведать — почему именно здесь?

— Я должен поручить Гарри его дяде и тёте. Они теперь его единственные родственники.

— Уж не тем ли это, которые живут здесь? — вскричала профессор Макгонагелл и вскочила, указывая на дом номер четыре. — Да ни за что на свете! Дамблдор — не вздумайте. Я за ними весь день наблюдала. Да во всём мире не сыщется людей, менее походящих на нас. А уж этот их сын — я своими глазами видела, как он гнал собственную мать по улице, вереща и требуя немедленно конфет! Гарри Поттеру — жить с ними? Ну уж нет!

— И всё-таки это лучшее для него место, — твёрдо заявил Дамблдор. — А когда он подрастёт, его дядя и тётя смогут всё ему объяснить. Я им даже письмо написал.

— Письмо? — слабо повторила профессор Макгонагелл, снова усаживаясь на стену. — Ну сами подумайте, Дамблдор, разве такое можно изложить в письме? Эти люди, они же ничего о нём не поймут, даже если постараются. Он ведь будет знаменитым… О нём сложат легенды… Да что там, я не удивлюсь, если этот день станут теперь отмечать — День Гарри Поттера! О нём напишут в книгах. В нашем мире даже маленьким детишкам будет известно его имя!

— Вот-вот, — сказал Дамблдор, строго поглядывая поверх своих полукруглых очков. — Такое кому угодно в голову ударит. Ещё ходить и говорить не научился — и уже знаменитость! Повсюду известен — за то, что он сам и вспомнить-то не сможет! Неужели не ясно, что для его же пользы ему необходимо расти здесь, вдали от всей этой шумихи, пока он не повзрослеет достаточно, чтобы встретить её достойно?

Профессор Макгонагелл открыла было рот, чтобы возразить, но передумала, сглотнула и сказала покорно:

— Да, и в самом деле, Вы правы. Но как же малыш сюда попадёт?

Она вдруг с подозрением уставилась на его широкий плащ — как будто ей в голову пришла мысль, что он всё это время прятал под ним Гарри.

— Его принесёт Хагрид.

— Вы думаете, это… разумно? Доверять Хагриду дело такой чрезвычайной важности?

— Хагриду я бы не задумавшись доверил свою жизнь, — сказал Дамблдор.

— Да нет, я ничего не говорю, он, конечно, добрая душа, — ворчливо заметила профессор Макгонагелл. — Но не стоит всё-таки забывать о его безалаберной натуре. С него, пожалуй, станется… Ой, что это?

В ночную тишину вторгся низкий рокот. Он всё нарастал; они посмотрели сначала в один конец улицы, потом в другой, пытаясь различить фары. Рокот перешёл в рёв, они вскинули головы к небу — и тотчас же оттуда свалился гигантский мотоцикл, приземлившись на дорогу в точности перед ними.

Несмотря на то, что мотоцикл был огромным, он как-то терялся в сравнении со своим седоком. Тот был вдвое выше нормального человека, а шире, пожалуй, раз в пять. Глядя на него, становилось понятно, что быть таким громадным просто непозволительно. Вид у него был, прямо скажем, дикий — лицо терялось за мохнатой чёрной бородой и спутанными космами чёрных волос, ладони его были размером с хорошую сковороду, а ноги в чёрных сапогах походили на двух маленьких китят. В широченных мускулистых руках он нежно держал свёрток, запелёнутый в одеяльце.

— Хагрид, — облегченно выдохнул Дамблдор. — Ну, наконец-то. Где ты отыскал этот мотоцикл?

— Взял напрокат, сэр, — ответил великан, осторожно вылезая из седла. — Сириус одолжил. Я привёз его, сэр.

— Никаких трудностей?

— Нет, сэр. Дом-то совсем развалился, но я успел его прихватить до того, как туда муглей понабежало. А как мы пролетали над Бристолем, он возьми да и усни.