Гарри Поттер и философский камень

— Так это были вы.

— Я боялся, что опоздал.

— Почти что. Я бы ещё недолго продержался…

— Не о камне речь, мой мальчик, а о тебе… Эта схватка чуть было тебя не прикончила. На один ужасный миг я решил, что ты погиб. А камень — что… Он уничтожен.

— Уничтожен? — растерялся Гарри. — Но как же ваш друг — Николя Фламель?..

— А, ты знаешь про Николя? — просиял Думбльдор. — Во всём разобрался, не так ли? Что ж, мы с Николя побеседовали и решили, что оно и к лучшему.

— Но ведь теперь он и его жена умрут?

— Им хватит Эликсира, чтобы привести в порядок дела, а затем — да, они умрут. — Думбльдор улыбнулся, прочтя недоумение в лице Гарри. — Ты молод и, конечно, не поверишь, но для Николя и Перенеллы смерть придёт как сон после долгого, очень долгого дня. В конце концов, для дисциплинированного сознания

что есть смерть, как не новое замечательное приключение? А камень этот не так уж и хорош. Вволю дeнег и жить скoлько захочешь — этого попросил бы любой человек. Люди имеют свойство просить того, что для них всего губительнее, — вот их беда.

Гарри лежал, потеряв дар речи. Думбльдор помычал себе под нос и улыбнулся в потолок.

— Сэр? — сказал Гарри. — Я вот подумал… Даже если камня больше нет, Воль… то есть Сами-Знаете-Кто…

— Называй его Вольдеморт, Гарри. Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем лишь усугубляет страх перед обладателем имени.

— Да, сэр. В общем, Вольдеморт ведь снова попытается вернуться? Он же никуда не делся?

— Нет, Гарри, не делся. Он где-то есть и, наверное, подыскивает себе новое тело… Он жив не по-настоящему, а значит, и убить его нельзя. Он бросил Страунса умирать; он не знает жалости ни к врагам, ни к друзьям. Тем не менее, Гарри, хотя ты всего лишь отсрочил его возвращение, быть может, в следующий раз найдётся кто-нибудь другой, готовый к безнадёжной битве, — и если Вольдеморту раз за разом давать отпор, возможно, он вообще не вернётся к власти.

Гарри кивнул, но от этого заболела голова. Он сказал:

— Сэр, я бы хотел спросить ещё… только я хочу знать правду…

— Правду. — Думбльдор глубоко вздохнул. — Правда — штука прекрасная и опасная, с ней надлежит обращаться с величайшей осторожностью. Однако я отвечу — если только не найду поистине веских оснований не отвечать, и в таком случае покорнейше прошу меня извинить. Лгать, разумеется, я не стану.

— В общем… Вольдеморт сказал, что ему пришлось убить мою маму, потому что она защищала меня. Но зачем ему было убивать меня?

Думбльдор вздохнул ещё глубже.

— Увы, первый же твой вопрос останется без ответа. Не сегодня. Не сейчас. Когда-нибудь ты узнаешь… а пока оставь эти мысли, Гарри. Когда ты станешь старше… Я знаю, тебе неприятно это слышать… Но ты всё узнаешь, когда будешь готов.

Гарри понял, что спорить бесполезно.

— А почему Страунс не мог до меня дотронуться?

— Твоя мама погибла, спасая тебя. А любви Вольдеморт не понимает. Он не осознаёт, что любовь такой силы оставляет след. Не шрам, не зримую печать… но тот, кто любит так сильно, даже после смерти защищает тебя. Любовь твоей матери живёт в тебе. И поэтому Страунс, полный ненависти, зависти, жажды власти, деливший душу с Вольдемортом, не мог к тебе прикоснуться. Ты отмечен прекрасным — ему было мучительно касаться такого.

Думбльдор внезапно заинтересовался птичкой на подоконнике, и Гарри успел промокнуть глаза простынёй. Когда голос вернулся к нему, он спросил:

— А плащ-невидимка? Вы не знаете, кто мне его прислал?

— А, плащ… Так вышло, что твой отец оставил его у меня, — я подумал, тебе понравится. — Глаза Думбльдора заискрились. — Вещица полезная… В своё время твой папенька с его помощью таскал с кухни еду.

— И вот ещё что…

— Валяй.

— Страунс сказал, что Злей…

— Профессор Злей, Гарри.

— Ну да… Страунс сказал, что он ненавидит меня, потому что ненавидел моего отца. Это правда?

— Пожалуй, они и впрямь друг друга недолюбливали. Примерно как вы с мистером Малфоем. Кроме того, твой отец совершил нечто такое, чего Злей так и не смог ему простить.

— Что?

— Он спас Злею жизнь.

— Что?

— Да-да… — мечтательно подтвердил Думбльдор. — Забавно, как устроены люди, правда? Профессор Злей не в силах вынести, что он в долгу перед твоим отцом… Мне представляется, он так яростно защищал тебя весь год, только чтобы отдать дань Джеймсу и снова с полным правом его ненавидеть…

Гарри попытался вникнуть, но кровь застучала в голове, и пришлось бросить.

— И, сэр, ещё одна вещь…

— Всего одна?

— Как я достал камень из зеркала?

— Ага, вот хорошо, что спросил. Это моя самая гениальная придумка, самая-самая. Видишь ли, получить камень мог только тот, кто хотел его найти — найти, но не использовать. Иначе он увидел бы, как добывает золото или пьёт Эликсир Жизни. Иногда мой мозг меня самого удивляет… А теперь довольно вопросов. Лучше взгляни-ка на эти сладости. О! Всевкусные орешки Берти Ботта! В юности мне не повезло, попался орешек со вкусом рвоты, и это, боюсь, изрядно меня от них отвратило. Но, пожалуй, с ириской я не рискую? — Он улыбнулся и закинул в рот золотисто-коричневый орешек. Поперхнулся и сказал: — Увы! Ушная сера!