–
Ага. – Хагрид еле мог говорить. – Мне ещё надо байк Сириусу оттащить. Д’зданья, профессор Макгонаголл… профессор Дамблдор, сэр.Утирая ручьи слёз рукавом куртки, Хагрид оседлал мотоцикл и пнул стартер; машина с рёвом взвилась в воздух и скрылась в ночи.
–
Надеюсь, скоро увидимся, профессор Макгонаголл, – кивнул Дамблдор. В ответ профессор Макгонаголл высморкалась в платочек.Дамблдор развернулся и пошёл прочь по улице. На углу он остановился и вытащил серебристую зажигалку. Щёлкнул всего раз, и двенадцать световых шаров мгновенно вкатились в уличные фонари. Вся Бирючинная улица вдруг засветилась оранжевым, и стало видно, как вдали за угол скользнула полосатая кошка. На пороге дома № 4 едва виднелся маленький свёрток.
–
Удачи тебе, Гарри, – пробормотал Дамблдор, развернулся на каблуках, шелестнув плащом, и исчез.Легкий ветерок шевелил аккуратно подстриженные кустики Бирючинной улицы, тихой и опрятной под чернильными небесами. Где угодно, только не здесь можно было ждать загадочных и удивительных дел. Гарри Поттер в одеяле повернулся на другой бок, но не проснулся. В пальчиках он сжимал письмо и спал крепко, не подозревая, что он особенный, что он знаменитый, не ведая, что через несколько часов ему предстоит проснуться от воплей миссис Дурслей, которая выйдет на крыльцо с бутылками для молочника, и что следующие несколько недель его будет беспрерывно пихать и щипать двоюродный братец Дадли… Он не знал, что в это самое время люди по всей стране, собравшись на тайные празднества, поднимают бокалы и приглушённо восклицают: «За Гарри Поттера – мальчика, который остался жив!»
Исчезнувшее стекло
Почти десять лет минуло с тех пор, как супруги Дурслей проснулись утром и нашли на крыльце собственного дома своего племянника, но Бирючинная улица осталась прежней. Солнце, встав, освещало всё те же аккуратные садики, зажигало латунным светом табличку с номером четыре на двери дурслеевского дома и прокрадывалось в гостиную, очень мало переменившуюся с тех пор, как мистер Дурслей увидел по телевизору судьбоносные новости о совах. Лишь фотографии на каминной полке показывали, сколько воды утекло. Десять лет назад тут теснились снимки розового пляжного мячика в разноцветных чепчиках – но теперь Дадли Дурслей был далеко не младенец. С фотографий глядел упитанный светлоголовый мальчик: вот он впервые сел на велосипед, вот катается на карусели, играет с папой за компьютером, вот его обнимает и целует мама... И нигде – ни намёка на то, что в доме живёт ещё один мальчик.
Гарри Поттер, однако, жил здесь до сих пор – и сейчас спал, хотя спать ему оставалось недолго. Тётя Петуния уже поднялась, и именно её голос возвестил для Гарри наступление дня:
–
Подъём! Вставай! Быстро!Гарри так и подскочил в постели. Тётя забарабанила в дверь.
–
Подъём! – верещала она.Гарри услышал, как она прошла на кухню и брякнула сковородкой о плиту. Он перекатился на спину и попробовал вспомнить свой сон. Хороший такой сон. Будто бы он летал на мотоцикле. Кажется, прежде ему такое уже снилось.
Тётя снова оказалась за дверью.
–
Ну что, встал? – грозно прокричала она.–
Почти, – отозвался Гарри.–
Шевелись! Надо приглядеть за беконом. Пригорит – убью! В день рождения Дадли всё должно быть идеально.Гарри застонал.
–
Что? – рявкнула тётя Петуния из-за двери.–
Ничего, ничего.У Дадли день рождения – как это он забыл? Гарри сонно вывалился из постели и стал искать носки. Те оказались под кроватью, и Гарри надел их, сначала вытряхнув паука. Пауков он не боялся, привык: в чулане под лестницей их водилась тьма-тьмущая, а как раз в чулане Гарри и спал.
Одевшись, он пошёл через холл на кухню. Стола практически не было видно под коробками и свёртками. Похоже, Дадли, как и хотел, получил в подарок и новый компьютер, и второй телевизор, и гоночный велосипед. Зачем ему гоночный велосипед, оставалось для Гарри загадкой: толстяк Дадли терпеть не мог шевелиться – разве лишь за тем, чтобы кому-нибудь вмазать. Боксёрской грушей чаще всего служил Гарри – если, конечно, его удавалось поймать. По виду не скажешь, но бегал Гарри очень быстро.
Возможно, из-за жизни в тёмном чулане Гарри был маловат и щупловат для своего возраста. А выглядел еще мельче и худее, поскольку всегда донашивал старую одежду за Дадли, большим и толстым, крупнее Гарри раза в четыре. У Гарри было худое лицо, острые коленки, чёрные волосы и ярко-зелёные глаза. Он носил круглые очки, перемотанные посередине скотчем – оправа часто ломалась, потому что Дадли то и дело бил Гарри по носу. В собственной внешности Гарри нравился один лишь тонкий шрам на лбу – в виде зигзага молнии. Шрам у него был, сколько он себя помнил, и, едва научившись говорить, Гарри первым делом спросил тётю Петунию, откуда тот взялся.
–
Это из-за аварии, в которой погибли твои родители, – ответила тётя Петуния. – И не задавай дурацких вопросов.Не задавай дурацких вопросов – первое правило спокойной жизни дома Дурслеев.
Дядя Вернон вошёл в кухню, когда Гарри переворачивал бекон.