Раньше шрам саднил нечасто, обычно по ночам, иногда — от случайно пойманных мыслей или настроений Вольдеморта. Теперь лоб болел почти не переставая, и в Гарри часто вспыхивали злость или веселье, которые не имели ничего общего с его собственным настроением, зато всегда сопровождались особо резкой болью. У него создавалось кошмарное впечатление, будто он превращается в антенну, улавливающую малейшие колебания Вольдемортова настроения, и столь необыкновенная чувствительность появилась после первого же урока окклуменции. Хуже того, сны о коридоре и двери он теперь видел каждую ночь, и они неизменно заканчивались тем, что он стоял перед чёрной дверью, страстно мечтая проникнуть в департамент тайн.
— Может, это как болезнь, — озабоченно предположила Гермиона, когда Гарри пожаловался ей и Рону. — Горячка, например. Перед улучшением обязательно бывает ухудшение.
— От занятий со Злеем становится хуже, — твёрдо сказал Гарри. — Шрам болит — нет сил, и вообще, меня достало разгуливать по этому коридору. — Он сердито потёр лоб. — Хоть бы дверь наконец открылась, обрыдло уже — стоишь и пялишься на неё как дурак...
— Не смешно, — строго оборвала Гермиона. — Думбльдор считает, что ты не должен видеть сны про коридор, иначе он не попросил бы Злея учить тебя окклуменции. Надо постараться...
— Я стараюсь! — раздражённо закричал Гарри. — Сама бы попробовала! Представь, что Злей лезет тебе в голову — каково?
— Может... — задумчиво проговорил Рон.
— Может, что? — довольно резко спросила Гермиона.
— Может, Гарри не виноват, что у него не получается блокировать сознание, — мрачно закончил Рон.
— Что ты хочешь сказать? — не поняла Гермиона.
— А то! Вдруг Злей на самом деле вовсе не помогает Гарри...
Гарри и Гермиона воззрились на Рона. Тот ответил тяжёлым многозначительным взглядом я очень тихо продолжил:
— Что, если он, наоборот, хочет пошире приоткрыть ему сознание... чтобы Сами-Знаете-Кому было легче...
— Замолчи, Рон, — гневно перебила Гермиона. — Ох уж эти твои подозрения! Они ведь
— Он был Упивающимся Смертью, — упрямо сказал Рон. — И у нас нет ни одного
— Думбльдор ему доверяет, — повторила Гермиона. — А если не верить Думбльдору — значит, верить совсем некому.
Тревоги не отпускали, дел навалилась целая куча — домашние задания, над которыми нередко приходилось засиживаться далеко за полночь, тайные встречи Д. А., занятия со Злеем, — и январь пролетел пугающе незаметно. Не успел Гарри оглянуться, как настал февраль, сырой, но уже не такой холодный. Надвигался второй поход в Хогсмед. Гарри, с тех пор как они с Чо договорились пойти туда вместе, толком с ней не разговаривал — и вдруг выяснилось, что День святого Валентина уже настал и его предстоит целиком провести в её обществе.
Утром четырнадцатого числа Гарри оделся с особенной тщательностью. Они с Роном пришли на завтрак к утренней почте. Хедвиги не было, да Гарри её и не ждал. Зато Гермиона как раз отнимала письмо у незнакомой неясыти.
— Наконец-то! Если бы не пришло сегодня... — Гермиона нетерпеливо разорвала конверт, достала листочек пергамента и быстро пробежала его глазами; губы её растянула улыбка угрюмого удовлетворения. — Гарри, — сказала она, — это очень важно. Можешь около полудня прийти в «Три метлы»?
— Ну... не знаю, — неуверенно протянул Гарри. — Чо, наверно, рассчитывает, что я весь день буду с ней. Мы не обсуждали, что станем делать, но...
— Значит, приводи её с собой, — не отступала Гермиона. — Придёшь?
— Ну... ладно. А зачем?
— Сейчас некогда объяснять, надо срочно написать ответ.
И Гермиона убежала из Большого зала с письмом в одной руке и гренком в другой.
— А ты придёшь? — спросил Гарри у Рона.
Тот мрачно покачал головой:
— Я вообще в Хогсмед не пойду. Ангелина хочет, чтобы мы весь день тренировались. Как будто это поможет! Мы — худшая команда в мире. Видел бы ты Слопера и Кёрка — сплошные слёзы, даже хуже, чем я. — Рон тяжело вздохнул. — Не знаю, почему Ангелина не даёт мне уйти.
— Потому что ты, когда в форме, играешь очень даже хорошо, — с раздражением бросил Гарри.
Сочувствовать Рону было трудно — сам Гарри отдал бы что угодно за возможность участвовать в матче против «Хуффльпуффа». Рон по тону Гарри, похоже, догадался и до конца завтрака о квидише не говорил. Попрощались они прохладно; Рон отправился на стадион, а Гарри, глядясь в чайную ложку, кое-как пригладил волосы и вышел в вестибюль, чтобы там встретиться с Чо. Он не знал, о чём с ней говорить, и вообще ужасно нервничал.
Она стояла чуть в стороне от парадных дверей, очень красивая — волосы она завязала в хвост. Гарри пошёл к ней, с ужасом ощущая, какие огромные у него ноги, а уж руки... почему он раньше не замечал, до чего они дурацкие и как глупо болтаются при ходьбе?
— Привет, — сказала Чо.
— Привет, — ответил Гарри.
Они молча посмотрели друг на друга, а потом Гарри произнёс:
— Ну что...пошли?
— А... да...