Гарри осмотрел палату. Она явно служила домом своим пациентам. На тумбочках у кроватей было куда как больше личных вещей, чем у мистера Уизли; стена у изголовья кровати Локхарта была заклеена его портретами, которые лучезарно сияли и махали руками посетителям. Многие фотографии были подписаны почерком наподобие печатных букв, как будто их писала неумелая детская рука. Как только целительница усадила Локхарта в кресло, тот вытащил пачку фотографий, перо, и принялся оживленно их подписывать.
— Можете положить их в конверты, — сказал он, бросая подписанные фотографии одну за другой на колени Джинни. — Я еще не забыт, знаете ли… у меня куча писем от поклонников… Глэдис Гаджеон пишет каждую неделю… почему, мне интересно… — он на минуту задумался, потом просиял и продолжил подписывать с прежним воодушевлением. — Наверное, я просто в отличной форме…
В кровати напротив лежал волшебник с вытянутым лицом, уставившись в потолок; он бормотал что-то себе под нос и, кажется, не замечал ничего вокруг. Через две кровати от него лежала женщина, чья голова была покрыта мехом. Гарри вспомнил, что во втором классе похожее приключилось с Гермионой; к счастью для неё, заклинание не было неизлечимым. В конце палаты цветастая ширма скрывала две кровати и их обитателей.
— Это тебе, Агнесс, — ласково сказала целительница женщине с мехом, протягивая ей маленькую горстку подарков. — Тебя ещё помнят, видишь? От твоего сына пришла сова — сегодня вечером он тебя навестит. Это просто чудесно, не так ли?
Агнесс громко пролаяла в ответ.
— А тебе, Бродерик, комнатное растение и календарь с гиппогрифами на каждый месяц. Они украсят твое место, — целительница поставила на тумбочку корявое растеньице с длинными щупальцами и приклеила календарь к стене с помощью палочки. — А ещё — о, миссис Лонгботтом, вы уже уходите?
Гарри резко обернулся. Ширма в конце палаты раздвинулась, и оттуда вышли двое посетителей: внушительного вида ведьма в длинном зеленом платье, с изъеденной молью лисьей горжеткой и остроконечной шляпой, на верху которой красовалось чучело грифа; рядом с женщиной плелся расстроенный
Гарри с ужасом осознал, кто были люди за ширмой. Гарри оглянулся по сторонам — чем бы отвлечь друзей, чтобы Невилл мог спокойно уйти — но было поздно. Рон, который также обернулся при слове «Лонгботтом», крикнул: — Невилл! — прежде чем Гарри его остановил.
Невилл подпрыгнул и съежился, словно мимо него пролетела граната.
— Это мы, Невилл! — Рон радостно вскочил на ноги. — Ты видел Локхарта? Он здесь! А ты кого навещаешь?
— Твои друзья, дорогой? — осведомилась бабушка Невилла, оглядев их.
У Невилла был такой вид, будто он хотел провалиться сквозь землю. Его круглое лицо залил пунцовый румянец, и он опустил глаза.
— Ах, да, — сказала его бабушка, внимательно посмотрев на Гарри и протягивая скрюченную, похожую на птичью лапу руку для приветствия. — Конечно, я вас знаю. Невилл часто говорит о вас.
— Э-э… очень приятно, — Гарри пожал ей руку. Невилл смотрел в пол, краснея все сильнее.
— А вы двое — наверняка Уизли, — продолжала миссис Лонгботтом, царственно подавая руку Рону и Джинни. — Я знакома с вашими родителями — не близко, но они чудесные люди… а вы, наверное, Гермиона Грейнджер?
Гермиона удивилась тому, что миссис Лонгботтом её знает, но тоже пожала ей руку.
— Невилл мне все про вас рассказывал. Вы помогали ему выбраться из всяких переделок, не так ли? Он хороший мальчик, — она строго посмотрела на Невилла, опустив свой хрящеватый нос, — но, боюсь, ему далеко до таланта своего отца. — Она махнула рукой в сторону двух кроватей за ширмой, и чучело грифа на её шляпе опасно покачнулось.
— И что? — опешил Рон. Гарри хотел наступить ему на ногу, но в джинсах это было бы заметно (не то, что в мантии). — Там твой
— Что это такое? — строго спросила миссис Лонгботтом. — Невилл! Ты что, не говорил друзьям о своих родителях?
Невилл глубоко вдохнул, глянул на потолок и отрицательно помотал головой. Гарри было очень его жалко, но помочь он сейчас ничем не мог.
— Здесь нечего стыдиться! — вспылила миссис Лонгботтом. — Надо быть честным, Невилл, честным! Твои родители не для того жертвовали здоровьем и умом, чтобы их сыну было стыдно!
— Я и не стыжусь, — сказал Невилл, продолжая избегать взгляда Гарри и остальных. Рон теперь стоял на цыпочках, пытаясь разглядеть пациентов за ширмой.
— Конечно, не стыдишься! — миссис Лонгботтом повернулась к Гарри, Рону, Гермионе и Джинни. — Моего сына с женой лишили рассудка люди Сами-Знаете-Кого.
Гермиона с Джинни прижали руки ко рту. Рон перестал выворачивать шею в попытках разглядеть родителей Невилла и стоял, как громом пораженный.
— Они были Аврорами, очень уважаемые в мире магов, — продолжала миссис Лонгботтом. — Оба очень одаренные. И — что такое, Алиса?