Гермиона помедлила, но смирилась с тем, что разговор окончен. Она подобрала книгу и пошла к палатке. Проходя мимо него, она слегка провела ладонью по его волосам. При ее прикосновении он закрыл глаза, ненавидя себя за свое желание, чтобы сказанное ей оказалось правдой: что Дамблдору действительно было не все равно.
Глава 19. Серебряная оленуха[70]
К полуночи, когда Гермиона заступила на дежурство, пошел снег. Сны Гарри были беспокойными и непонятными: в них то и дело волнами вползала Нагини, сперва через огромное треснутое кольцо, затем сквозь венок из рождественских роз. Гарри то и дело просыпался в панике, убежденный, что кто-то звал его где-то вдалеке, воображая, что вой ветра за пределами палатки был на самом деле звуками шагов или голосов.
В конце концов он поднялся в темноте и присоединился к Гермионе, скорчившейся у входа в палатку и читающей «Историю магии» в свете волшебной палочки. Снег по-прежнему шел очень густо, и она с облегчением восприняла его предложение упаковаться пораньше и двигаться вперед.
— Пойдем куда-нибудь, где сможем укрыться получше, — согласилась она, дрожа от холода, пока натягивала футболку с длинным рукавом поверх пижамы. — Мне все время кажется, что я слышу движение людей снаружи. Пару раз мне даже показалось, что я кого-то вижу.
Гарри, натягивавший джемпер, застыл на месте и кинул взгляд на безмолвный, неподвижный Крадоскоп, стоящий на столе.
— Я уверена, что мне показалось, — нервно произнесла Гермиона, — снегопад в темноте часто играет штуки с глазами… но может, нам стоит Дезаппарировать под плащом-невидимкой, просто на всякий случай?
Полчаса спустя, упаковав палатку и держа, Гарри — Хоркрукс, Гермиона — бисерную сумочку, они Дезаппарировали. Как обычно, их обволокла тугая тьма; гаррины ноги оторвались от заснеженной земли и затем ударились обо что-то похожее на замерзшую почву, покрытую слоем листьев.
— Где мы? — спросил он, оглядывая новую массу деревьев, пока Гермиона, открыв бисерную сумочку, вытягивала оттуда шесты от палатки.
— Лес Дина, — ответила она. — Я один раз тут останавливалась лагерем вместе с мамой и папой.
Здесь тоже на деревьях лежал снег и было очень холодно, но по крайней мере Гарри и Гермиона были защищены от ветра. Бόльшую часть дня они провели в палатке, свернувшись поплотнее для сохранения тепла, рядом с замечательным и полезным ярко-синим огнем, в создании которого Гермиона была такой мастерицей и который можно было собрать и взять с собой в баночке. Гарри чувствовал себя так, словно он восстанавливался после какой-то краткой, но тяжелой болезни, и это впечатление еще усиливалось заботливостью Гермионы. Во второй половине дня сверху начали падать хлопья снега, так что даже их закрытая поляна покрылась свежим слоем пушистого снега.
После двух ночей, когда Гарри почти не спал, его чувства обострились. Их бегство из Годриковой Лощины было столь невероятным, что Волдеморт каким-то образом казался ему более близким, чем раньше, и более угрожающим. Когда вновь надвинулась темнота, Гарри отклонил предложение Гермионы дежурить первой и сказал ей идти спать.
Гарри перенес ко входу в палатку старую подушку и уселся. Он надел на себя все свои свитера, но даже при этом его слегка знобило. По мере того, как шли часы, тьма сгущалась все сильнее, пока не стала наконец абсолютно непроницаемой. Он уже совсем было собрался извлечь Карту Мародера, чтобы понаблюдать немного за точкой Джинни, но вспомнил, что сейчас рождественские каникулы и она наверняка дома, в Берлоге.
Даже самое крохотное движение казалось увеличенным в огромности леса. Гарри знал, что лес наверняка полон живых существ, но ему хотелось бы, чтобы они все оставались на месте и молчали, — так он мог бы легко отличить их невинный топоток или крадущуюся поступь от звуков, могущих сигнализировать о других, более зловещих движениях. Гарри вспомнил звук плаща, скользившего по палой листве много лет назад, и в этот момент ему показалось, что он слышит этот шорох снова, но тут он мысленно встряхнул сам себя. Их защитные заклятья работали многие недели; почему они должны разбиться сейчас? И тем не менее, он не мог избавиться от ощущения, что в эту ночь что-то было по-другому.
Несколько раз он вздрагивал; его шея болела от того, что он, заснув, прислонялся к палатке в неудобной позе. Ночь стала такой бархатно-черной, что он словно был подвешен в лимбо между Аппарированием и Дезаппарированием. Гарри как раз поднял кисть руки на уровень лица, чтобы понять, может ли он различить собственные пальцы, когда это случилось.
Прямо перед ним возник яркий серебряный свет, движущийся между деревьями. Что бы ни было его источником, двигалось оно совершенно беззвучно. Свет, казалось, просто плыл ему навстречу.
Гарри вскочил на ноги, слова застряли у него в глотке. Он поднял гермионину волшебную палочку. Он прищурил глаза, поскольку свет стал ослепляющим, деревья перед ним выделялись угольно-черными силуэтами, а это все приближалось…