Гарри Поттер и Светлый круг, часть первая

— …пожалуй, оно уместно, — с неожиданной досадой отозвался Король. — Вынужден признать, что существуют тени, которые брезгуют моей благосклонностью и, увы, сохраняют достаточно сил, чтобы противиться моей власти. Мне это не нравится, как ты сам понимаешь. Таких я порой отправляю назад, на новое рождение. Нет, не так, как ты думаешь. Не так, как вам хочется. За это надо платить, и они платят — памятью, воспоминаниями… Родившись вновь, они не вправе помнить, кем они были.

— Я всегда гадал, зачем это нужно, — заметил Гриндельвальд, — но сейчас вроде понял. Это нужно потому, что так нравится тебе. Верно?

— Да, и это тоже. Я ценю твой ум, Геллерт Гриндельвальд. Вот, тебе и мою загадку удалось разгадать. Скажу тебе больше — мне многое не нравится в последнее время. Каким-то образом в Страну Смерти проник живой волшебник, да еще с палочкой. И почему-то мои дементоры не могут его поймать. Четыре юных, сильных духа вырвались назад в мир живых — и это помимо моей воли. Причем стали не призраками, а обрели живые тела. Потом проник еще один — непонятный и могучий призрак, тоже вооруженный палочкой. Этот инструмент запрещен в моей Стране! У меня есть сведения, что палочками обзавелись еще несколько теней, в том числе и твой старый друг.

— Я рад за него, — заметил старик.

— А я нет. Так вот, я сейчас подумал — не хочешь ли ты составить мне компанию? Ты мог бы оказать мне неоценимую помощь. Пойдешь со мной?

— Не выйдет.

— Ты слишком стар, чтобы отказывать мне, — увещевал его Король. — Спрячь палочку, зачем она тебе?

— Да мало ли, вдруг пригодится, — проворчал старый волшебник, критически рассматривая свою палочку. — Ох, не люблю я открывать карты раньше времени, да вот, порой приходится… Экспекто Патронум!

Палочку он при этом направил почему-то на себя. Это было странно, но удивиться никто не успел.

Гриндельвальд вдруг словно весь вспыхнул, озарился ярким серебристым сиянием и неожиданно встал с кресла… или нет, не встал. Это сияние отделилось от него и выпрямилось огромным светящимся силуэтом. Король отвернулся и попятился, а сияющий гигант шагнул к нему и взмахнул рукой. Раздался хлесткий, звонкий удар, как от могучей оплеухи. Король взмыл в воздух, описал дугу и рухнул в центр октограммы.

— Проваливай, — усталым будничным голосом сказал Гриндельвальд, и Патронус погас.

Малфой провел ладонью по резной крышке, смахивая редкие пылинки, потом слегка стукнул по ней змеиной головой на трости. Музыкальная шкатулка ожила — полились медленные, тягуче-спокойные звуки пианино. Он вздохнул — Нарцисса любила эту мелодий — и вернулся к своему месту во главе стола. Никто из сидящих за столом так и не притронулся к еде, но это его мало заботило.

— Прошу вас, — на всякий случай повторил он и потянулся к фруктам.

Казалось, уже много лет он не ел с таким наслаждением.

Гриндельвальд, конечно, последовал его примеру. Все молчали. Долохов неохотно отхлебнул и отставил бокал. Он упорно смотрел непонятно куда, чтобы не встретить взгляд Гроссмейстера — даже при том, что Малфой и не думал смотреть на него.

— Все уже позади, — ободряюще сказал Малфой. — Примите мою благодарность, учитель. Я думаю, вы сегодня спасли нас всех.

— Я спасал себя, — хмыкнул Гриндельвальд, — но раз вы оказались под рукой, то можно и так сказать. Благодарность — дело хорошее.

— А как вы это сделали, учитель? — с благоговением спросила Беллатрисса. — Никто из нас не мог вызвать Патронуса, никто! Это… чудовище отбирало все самое хорошее, самое счастливое…

— А что ты пыталась вспомнить, Белла? — участливо спросил Малфой.

— То же, что и всегда — крики предателей Лонгботтомов! Но сегодня они звучали, как звон комара…

Гриндельвальд захихикал. Беллатрисса с обидой посмотрела на него:

— Учитель!..

— Что «учитель»? Наградил меня Гроссмейстер ученичками, нечего сказать! Никогда не понимал тех, кто ищет счастья на стороне! Ты сама себе счастье, дурочка! Я сам себе счастье! Но я это понимаю, а ты нет! И поэтому я сам себе Патронус. Ты не узнала моего Патронуса? Это же я! Самое хорошее, самое прекрасное в моей жизни — это я сам, и этого у меня никому не отнять, пока я жив! Спасибо за ужин, Гроссмейстер. А вас, Старший Мастер, как своего лучшего ученика, я попрошу на досуге поразмышлять о своей глупости. Размышления будьте любезны изложить на пергаменте и вручить мне не позже четверга. Простите, что покидаю вас, Гроссмейстер, но я что-то подустал.

— Мы все устали, — любезно согласился Малфой и встал. — Я все же не считаю произошедшее полным провалом. Кое-что важное мы все-таки узнали.

Было приятно увидеть, как передернулся Долохов.

Вслед за Гроссмейстером встали и остальные. Люциус наконец встретился взглядом с Долоховым — тот смотрел растерянно и с какой-то мольбой, но в глазах Гроссмейстера не было сочувствия. Малфой только приподнял уголок рта, глянул вслед уплывающему креслу и кивнул, демонстрируя полное согласие с мнением старого волшебника. Потом повернулся и направился к двери.