Гарри Поттер и Светлый круг, часть первая

Когда она, наконец, остановилась, все уже запыхались и перестали спрашивать. Мак-Гонагалл не назвала пароль, только глянула сурово на каменную горгулью — и статуя послушно отпрыгнула, открыв доступ в директорский кабинет.

— Заходите, — Мак-Гонагалл посторонилась.

— А где папа, кстати? — спросила Луна. — Вы всех отправили домой?

— Да, мисс Лавгуд. Я их попросила набраться терпения и дать нам закончить.

Луна кивнула и вместе с Роном вошла в кабинет, Невилл, Джинни и мадам Помфри последовали за ней. Гермиона оглянулась — Гарри стоял в какой-то нерешительности.

— Все в порядке, Поттер. Заходите, — подбодрила его Мак-Гонагалл. — Он будет вам только рад.

-Я ни разу не навестил его…

— Альбус никогда не обижался на вас. Не переживайте.

Стиснув зубы, Гарри перешагнул порог, и Дамблдор улыбнулся ему со своего портрета. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. А потом напряжение спало, и Гарри смог улыбнуться в ответ.

— Значит, все удалось, — раздался его голос со стороны окна, и призрак, до сих пор плохо заметный в солнечных, лучах, подплыл и встал рядом с портретом.

Вдруг он стал заметно плотнее, утратил серебристое мерцание и стал почти похож на живого человека. Друзья оцепенели, хотя давно уже знали, что это не обычный призрак — Альбус Дамблдор не удовольствовался бы обычным! Он шагнул (его шаги были слышны!), окинул всех взглядом, и его глаза за очками-половинками тепло засветились.

— Я счастлив, — просто сказал он.

— Очень рада за тебя, Альбус, — несколько сухо отозвалась Мак-Гонагалл. Она прошла за стол и осторожно положила золотое кольцо. — Однако произошло что-то непредвиденное. Посмотри сам.

— Откуда оно взялось, Минерва? — спросил призрак, нагнувшись над столом.

Дамблдор на портрете подошел к краю рамы и вытянул шею. Мак-Гонагалл объяснила. Призрак взял кольцо (у друзей расширились глаза — ни один призрак не мог взять в руки обычную вещь!), показал своему двойнику, потом взмыл в воздух и вошел в портрет, сразу став полноцветным — теперь обоих Дамблдоров нельзя было отличить друг от друга. Некоторое время, словно забыв о гостях, они передавали друг другу кольцо и тихо шептались, а Гарри и остальным оставалось только гадать, как материальный предмет мог находиться в нарисованной картине?

Даже в этом виде, в этой форме существования, Дамблдор оставался самым великим волшебником последних столетий!

Через некоторое время призрак, забрав кольцо, перелетел в кабинет и положил на стол.

— В данный момент это не так важно, Минерва.

— Прости, Альбус, но…

— Я сказал «в данный момент», Минерва, — перебил Дамблдор.

Мак-Гонагалл нахмурилась и замолчала. А директор-призрак, встав у нее за спиной, вперился взглядом в шестерых друзей. Или… нет. Он снова смотрел на Гарри и улыбался. Гарри выдержал этот взгляд.

— Ты меня по-прежнему осуждаешь? — спросил Дамблдор.

Гарри молчал, чувствуя, как скрестились на нем все взгляды — и двух Дамблдоров, и друзей, и Мак-Гонагалл. И портретов всех прежних директоров Хогвартса.

— Я не могу дать однозначный ответ, сэр, — сказал он. Прозвучало резче, чем он хотел.

— Это радует, — тихо сказал Дамблдор. — Да, Гарри, это так. Я вижу, что ты смог исправить одну из моих величайших ошибок. Ты излечился от того слепого доверия ко мне, которое я тебе по глупости привил. Да! — перебил он, подняв палец, когда Гарри собирался запротестовать. — Это была глупость, которую я сам не заметил. Одна из главных опасностей, подстерегающих того, кто избрал путь к мудрости и совершенству. И состоит она в том, что мудрость может подменить знание и заслонить реальность. Тогда наступает… особое состояние, — он усмехнулся, — и думаю, что правильней всего будет назвать его «Глупость мудреца».

Рон, не удержавшись, хмыкнул.

— Парадокс, да? — улыбнулся Дамблдор. — А на самом деле — самонадеянность. Гарри, я считал, что понимаю все, что происходит в твоей душе. И понимал многое, но не все. И я думал, что могу предугадать все, что в тебе будет происходить — и почти ничего не угадал, это так… Потому что смотрел на тебя со своей колокольни. Хотя все, что надо было сделать — вспомнить себя в шестнадцать лет. Поставить себя на твое место. Посмотреть твоими глазами — и подумать: «Что я буду чувствовать, если со мной поступят так же?»

— И ты бы опустился до шестнадцатилетнего подростка? — насмешливо спросил из своего портрета Финеас Найджелиус. — Я не думаю, Альбус, что даже ты способен на такое.

— И зря не думаешь, Финеас.

— Тогда почему же ты этого не сделал?

— Не догадался, — просто ответил Дамблдор. — Не пришло в голову. Это и есть «глупость мудреца», Финеас!

Найджелиус хмыкнул и демонстративно отвернулся.

— Что, Финеас, съел? — ехидно спросил портрет толстого волшебника с красным носом.

— Не надо, Фортескью, — мягко перебил Дамблдор. — Гарри… Прими мои извинения.

— Да, сэр.

Тут выдержка окончательно изменила Финеасу Найджелиусу. Схватившись за голову, он что-то провыл, метнулся за край рамы и исчез с портрета.

— Куда это он? — спросила Джинни, которую эта реакция явно развеселила.

Дамблдор (на портрете) пожал плечами: